Берлинале. Специальный репортаж
Я приветствую вас из берлинской студии «Немецкой волны» со спецвыпуском радиожурнала. Как вы, наверное, догадались, он посвящён кинофестивалю Берлинале. А то, что вы слышите в настоящий момент – это новая музыкальная заставка фестиваля. Под эту музыку перед каждым из почти 800 фестивальных кинопоказов на экранах творятся чудные дела: золотые медведи кружатся в хороводе, собираются в причудливое подобие земного шара и рассыпаются звёздным дождём. И, наконец, на экранах загорается новое созвездие – созвездие золотого медведя. По-моему, эту заставку можно рассматривать как идеологическую декларацию: Берлин претендует на то, чтоб стать самым ярким созвездием на европейском кино-небосклоне.
Факты:
Берлинале – это 389 фильмов за 11 дней, 15,5 тысяч приезжих (из них четыре тысячи профессионалов кинообласти и три с половиной тысячи журналистов).
С прошлого года за фестивалем закреплено звание «событие общенационального значения». Он переведён с городского баланса на федеральный. Фестиваль стал практически единственной институцией в охваченной сокращениями культурной сфере Германии, чей бюджет в прошлом году был повышен, причём значительно, и составляет сегодня 15,2 миллионов евро.
Нынешний Берлинале – 52-ой по счёту. Впервые фестиваль прошёл в 1950-ом году в Западном Берлине. Его целью было придать немного блеска и лоска «городу-острову». Впрочем, можно сказать, что своё островное положение Берлинале сохранил и сегодня: свой 50-летний юбилей фестиваль отметил переездом в новый дворец, построенный на Потсдамской площади, неподалёку от Рейхстага, прямо на том месте, где когда-то проходила берлинская стена.
Комплекс новых зданий пока возвышается горделивым островом из стекла и бетона. От остальной цивилизации он отделён лесопарком Тиргартен – с одной и уходящими до горизонта стройплощадками – с другой стороны.
Два слова о значении фестиваля.
Здесь существуют два аспекта: интернациональный и национальный.
Начну с интернационального.
В трезвучии европейских кинофестивалей класса «А» Берлинале до сих пор отводилось второе место, после блестящего Канна. Кроме того, между фестивалями существует традиционное разделение полномочий. Канн – это фестиваль, проходящий на променаде и под пальмами, это праздник, традиционный «выпускной бал» европейского киногода, блестящий фейерверк перед летними каникулами.
В Берлине пальм нет, и погода в феврале – тоже так себе. Да и знаменитой «красной лестницей» - покрытым алым ковром подходом к фестивальному дворцу, с которого звёзды позируют фотографам и машут рукой толпе поклонников – Берлинский кинофестиваль обзавёлся лишь два года назад, с переездом в новое здание. Правда каннская лестница ведёт круто наверх, а берлинская – почему-то вниз.
Берлин – прежде всего фестиваль рабочий. Это гигантский и сложнейше устроенный механизм, стоящий на службе кинопроцесса. И именно на это исконное качество фестиваля решено было делать ставку, превратив Берлин в важнейшее в Европе место встречи мировой кинопромышленности. То есть, возвести в Берлине блестяще функционирующий рыночный муравейник, на который будет с завистью поглядывать «попрыгунья-стрекоза» Канн.
Второй аспект – национальный. Ровесник века, кинематограф во всех странах является сегодня своего рода мерилом состоятельности национальной культурной политики. И тут Германия оказалась в странном положении: состояние немецкого кино, которое вот уже лет 15 находится в затяжном кризисе, явно не соответствует общему положению вещей во всё более единой Германии. Или, как сказал министр культуры Германии Юлиан Нида-Рюмелин,
- Здесь сосредоточена такая экономическая мощь! Тем больше режет глаза бедность национального кино.
В последние годы в европейском киноландшафте происходят сейсмические изменения. Особенно резко изменилось положение за последние пять-семь лет. До того картина была довольно ровной – европейские режиссёры снимали «авторское кино», а массовый зритель смотрел «терминаторов». Но в середине - второй половине 90-ых в роли штрейкбрехеров выступили французы. Они начали снимать любимое французским народом кино («Амели» - логическая вершина этого восхождения).
Сегодня кинематограф Франции переживает подлинный бум. А отставать от традиционного конкурента Германии уже вообще не пристало. Споры о том, где курица, а где яйцо – является ли народная любовь залогом успеха национального кинематографа или сперва надо начать снимать фильмы, на которые пойдёт зритель, а уже потом требовать взаимности и денег, - в Германии велись с почти тем же упорством, что и в России. Однако очевидно одно: чтобы сад начал плодоносить, за ним надо ухаживать. Роль одного из главных садовников немецкого кино была поручена новому директору Берлинале Дитеру Косслику.
Факты.
Основная программа Берлинале в этом году состоит из четырёх основных секций: конкурс, панорама, форум – и введённая с этого года программа «перспектива немецкого кино». Наибольшее внимание, как всегда, приковано к основной конкурсной программе, в которой состязание за золотого медведя ведут 23 картины, а ещё девять показываются внеконкурсно. Конкурс – это лицо фестиваля, её стратегом является сам директор, Дитер Косслик. Именно он воюет за каждый фильм, уговаривает режиссёров и договаривается с продюсерами.
Как сказал сам Дитер Косслик, при составлении конкурсной программы...
- Мы пытались установить баланс между новыми лицами и «патриархами». Скажем, в основной программе с одной стороны - три дебютных картины, с другой – новые фильмы Косты Гавраса и Роберта Альтмана.
Фильм, открывающий фестиваль, имеет, понятное дело, особое стратегическое значение. В качестве таковой была «позиционирована» новая картина немецкого режиссёра Тома Тиквера «Heaven». Автор сценария – покойный польский режиссёр Кшиштоф Кишлевский – собирался снять трилогию, наподобие своих же «Трёх красок»: «Рай», «Ад» и «Чистилище».
О фильме«Heaven»
Женщина мастерит бомбу. Её движения нервны, но точны. Упругой походкой она шагает по улице. Входит в высотное здание. Поднимается на лифте. Кладёт бомбу в корзину для бумаг. Операция выполнена. Женщина – трудно узнаваемая в этой роли Кейт Бланшет, - выходит из здания, звонит из автомата в полицию. Называет своё имя и сообщает о предстоящем взрыве. В это время уборщица опустошает мусорное ведро, вываливает его содержимое в свою каталку. Подходит к лифту, нажимает на кнопку «вызов». Дверцы открываются – в тесной кабине стоит мужчина с двумя маленькими девочками. Он вежливо сторонится, пропуская в кабину уборщицу с её каталкой. Дверцы закрываются. Больше мы их не увидим. Гремит взрыв.
- В этом сценарии меня больше всего восхитила простота концепции. Мы видим женщину, о которой мы ровным счётом ничего не знаем. Зритель лишь интуитивно чувствует, что она находится в страшном напряжении. За первые пять минут фильма эта женщина совершает нечто, чего мы никогда не сможем ей простить. И тем не менее, зритель понимает, что именно она станет главной героиней картины, -
говорит о своём фильме режиссёр Том Тиквер. Кстати, первые минуты фильма, в своём напряжении, в своей динамике нисколько не уступающие самым ударным эпизодам культового тикверовского фильма «Беги, Лола, беги», становятся роковыми для картины: зритель ожидает столь же динамичного продолжения. А действие, несмотря на вроде бы напряжённую канву, погружается в некую летаргию. Мы узнаём, что героиню фильма зовут Филиппия, она англичанка, но живёт в Турине, где преподаёт английский язык в школе. Бомба предназначалась отвратительному мафиози, шефу местной наркомафии, погубившему чуть ли не полкласса питомцев Филиппии, а в придачу и её мужа. Но Филиппии никто не верит – полиция тоже в кулаке у наркоторговцев. Героиня обречена. Но в неё влюбляется молодой полицейский Филиппо. Филиппо и Филиппия бегут...
Иногда острые сюжетные углы прорываются сквозь мягкую ткань тикверовского повествования, как серые скалы на морском берегу – сквозь затянувшую их зелёную лужайку. Тиквер явно слишком мягок, слишком нехаризматичен для сценария Кишлевского, в котором речь идёт о преступлении и наказании, вине и искуплении. Тиквер же снял мягкую, нежную «лав-стори» - фильм не плохой, но очень нецельный. Он состоит из набора эпизодов. Некоторые из них удачны: например, когда Филиппия осознаёт, что её покушение не удалось, что она погубила четверых невинных людей, и выражение холодной уверенности в собственной правоте сменяется на её лице недоверием, изумлением и смятением. Кейт Бланшет демонстрирует высший актёрский пилотаж. Кульминация любовной истории, когда герой и героиня обретают друг друга под раскидистым деревом на фоне тосканских природных красот, воистину ужасен в своей слащавости.
«Восемь женщин» Франсуа Озона
Кинематографической кульминацией первой недели стал фильм Франсуа Озона «Восемь женщин». 50-ые годы, поставленный на широкую ногу дом в сельской Франции. Восемь прелестных дам, три поколения членов семьи, горничная и гувернантка, каждой из которых по замыслу режиссёра соответствует свой цвет, свой цветок и своя песня, выясняют, кто же из них укокошил отца семейства. Каждая из прелестниц таит свой, в меру кошмарный секрет. Типичная для детектива «матрёшечная» конструкция в совершенно неожиданном комедийно-музыкальном облачении.
Видимо, по принципу контрастного душа, непосредственно после «Восьми женщин» в программе был расположен фильм Марка Форстера «Бал монстров» (может, это название стоит перевести как «Парад уродов»). Палач-расист влюбляется в жену одной из своих жертв, и зал его понимает – главную женскую роль в фильме играет Хэлли Берри, будущая «бонд-гёрл» в новом фильме об агенте 007.
«Утёс» Доменика Графа
Вторая немецкая картина основного конкурса «Утёс» («Der Felsen») Доменика Графа хоть и не стала шумным успехом, но с чисто кинематографической точки зрения устроена куда более сложно и интересно, чем фильм Тиквера. О фильме я отдельно расскажу в субботу – в «берлинальном» «спец-уикэнде», в котором, кстати, прозвучит и интеврью с Отаром Иосселиани, который представит свою картину в Берлине в ближайший четверг.
Но пока – вернёмся в Берлин.
Непонятно, почему вне конкурса оказался замечательный фильм Роберта Альтмана «Госфорд парк» - а эпический, но очень нединамичный фильм Бертрана Тавернье «Пропуск», рассказывающей о том, как снимали кино в оккупированной нацистами Франции, напротив, в конкурсе, несмотря на запредельную для кинофестиваля трёхчасовую длительность.
Кстати, фильм 77-летнего Альтмана, который также приедет в Берлин получать почётного золотого медведя за «совокупность заслуг» перед кино, сюжетно во многом перекликается с фильмом Озона. А вообще, я начинаю верить в существование какого-то незримого облака, которое проплывает над режиссёрами в разных странах, наполняя их головы, совершенно независимо друг от друга, общими мыслями и идеями. Почему документальный фильм, рассказывающий о событиях 11 сентября, использует ту же музыку берлинского эстонца Арво Пярта, что и «Рай»? Почему «Змей», дебютный фильм москвича Мурадова, который вроде бы не попал в Берлин только по той причине, что не нашлось денег, чтобы перевести снятый на видео фильм на кино, - как и «Бал монстров», рассказывает историю палача? Почему режиссёры разных поколений и разных стран снимают фильмы на одну и ту же тему: о потерянном поколении, об изгоях, которые ищут себя в этом безумном мире?
Не только уже упомянутые «Рай» и «Утёс», но и «Под облаками» (искренний, хоть и довольно слабый фильм австралийца Ивана Сена), или фильм Сильвио Сальдини «Гори на ветру» ищут путь спасения из душевных сумерек, из смятения и одиночества. Вымощенный вековыми булыжниками путь ведёт в направлении любви. Света. Неба. Вечных ценностей. Всего того, что в несколько плакативной манере выразил фильм Тома Тиквера. «Финале-апофеозо» «Рая» таков: герои, спасаясь от преследований, угоняют вертолёт. Но летят они на нём не налево, не направо и не прямо. Они летят строго вверх. Жёлтый вертолёт становится всё меньше, пока шум его пропеллера не затихает, а жёлтая точка тает в небесной синеве...
В остальном, в грубых штрихах рисуя портрет Берлинале, всё время порываешься сказать «а ещё». А ещё есть программа ретроспектива, которая посвящена в этом году феномену 60-ых. Особенно интересно смотреть картины, которые были призёрами Берлинале в это десятилетие. А ещё есть детский кинофестиваль, который в этом году отметил своё 25-летие. А ещё есть конкурс первого фильма. А ещё...
Впрочем, это не имеет смысла. Лучше слушайте наши следующие «берлинальные выпуски» в субботу и в следующий вторник. Будем надеяться, что вторая часть фестиваля порадует фильмами не только «интересными», но и радостными. А то председатель жюри фестиваля, жизнерадостная Мира Наир, венецианская «золотая львица» прошлого года, вчера призналась за чашкой кофе в неформальной обстановке, что уже совсем загрустила среди монстров, извращенцев и убийц обоих полов. Словом, как сказал поэт, хочется чего-нибудь, где «герой бы не душил ни отца, ни матери, и не было бы утопленных тел».
Но пока критики судят да рядят, берлинцы штурмуют фестивальные залы: Берлинале – единственный в Европе А-фестиваль, открытый широкой публике, и судя по запредельной длины очередям, нет никаких сомнений, что все 420 тысяч билетов будут раскуплены до самого последнего места в каждом из 28 фестивальных кинозалов.