1. Перейти к содержанию
  2. Перейти к главному меню
  3. К другим проектам DW

Благородный шпион

Ефим Шуман «Немецкая волна»

02.07.2003

https://p.dw.com/p/3o7T

Сегодня я познакомлю вас с вышедшей в мюнхенском издательстве «C. H. Beck» книгой «Секретные службы в мировой истории». Это сборник, в который вошли 22 очерка разных авторов, рассказывающих о шпионаже и операциях спецслужб с античных времён до наших дней. Сначала – о книге в целом.

Авторы книги об истории секретных служб начинают своё повествование с четвёртого века до нашей эры – с Александра Македонского. Оказывается, великий полководец, покоривший всю Грецию, Египет, часть Индии, Малую и Среднюю Азию, уделял очень большое внимание разведке и контрразведке. Причём, несмотря на то, что отец его, царь Филипп, был убит, Александр использовал секретных агентов вовсе не для того, чтобы обезопасить себя, укрепить личную власть и выявить потенциальных противников. Главное назначение его разведки было военное: выведать планы противника, численность его армии, её слабые места, определить направление возможного удара и вовремя подготовиться к нему. Не всегда полководец был доволен своими «бойцами невидимого фронта». Так, например, за несколько недель до битвы при Изосе (она произошла в ноябре 333 года до нашей эры) Александру донесли, что его противник, армия персидского царя Дария, разворачивает свои порядки вблизи небольшой деревушки на берегу Евфрата. Но когда македонцы пришли туда, никакого Дария там не оказалось. Впрочем, у персов разведка была не лучше. Оба войска просто разминулись и встретились, лишь повернув обратно. Поэтому битва при Изосе уникальна: в ней каждая из армий сражалась спиной к чужой земле и лицом к своей.

Кстати говоря, значительную часть информации о планах противника, его тактике, вооружении и моральном состоянии Александр Македонский получал от пленных. О том, какое значение он этому придавал, говорит такой факт: допросы пленных персидских командиров царь поручил вести своему другу детства Лаомедону, который, кроме греческого, знал также персидский язык.

На протяжении веков методы разведывательной деятельности совершенствовались, а её масштабы увеличивались. Разведка Александра Македонского, Ганнибала или китайских императоров кажется любительской по сравнению с той разветвлённой шпионской сетью, которая была в распоряжении, например, кардинала Ришелье, не говоря уже о двадцатом и двадцать первом веках. Правда, и во времена спутников–шпионов, совершенных систем электронного прослушивания и прочих достижений науки, поставленных на службу разведке, всё равно не обойтись без агентов–одиночек, имеющих прямой доступ к секретной информации. Это не обязательно должны быть супермэны и супервумэны вроде Джеймса Бонда и Маты Хари. Самым знаменитым гэдээровским шпионом, например, был скромный клерк Гюнтер Гийом, который за почти два десятилетия после того, как его заслали в Западную Германию, дослужился до должности личного референта тогдашнего канцлера ФРГ Вилли Брандта. Гийома, в конце концов, разоблачили, и в апреле 74–го года он был арестован.

«Дело Гийома» показывает, насколько по–разному можно оценивать эффективность работы спецслужб. В Министерстве госбезопасности ГДР («штази») гордились тем, что Гийому удалось проникнуть в святая святых идеологического противника. Между тем, источником он был не очень ценным. Гийом отвечал за партийную работу Брандта и за связи его секретариата с социал–демократами. К каким–то особенным секретам у него доступа не было. Он сообщал, в основном, о внутрипартийных и межпартийных разногласиях и давал компромат на коллег. После объединения Германии, когда открылись архивы «штази», стало известно, что с 69–го по 74–ый годы, на вершине своей карьеры в ведомстве федерального канцлера, Гюнтер Гийом передал связнику меньше трёх десятков секретных документов и обзорных отчётов – в среднем, пять штук в год. Небогатый улов! При этом аналитики министерства госбезопасности ГДР не дали ни одному из этих документов оценку «очень ценный».

Кроме того, скандал, разразившийся после разоблачения гэдээровского шпиона, привёл к отставке «проглядевшего» его Вилли Брандта. А ведь ни один из канцлеров ни до, ни после него не был таким горячим сторонником развития отношений с ГДР и с другими странами соцлагеря. То есть вся эта операция гэдээровской разведки, в конечном итоге, только повредила ГДР.

И уж вообще ни в какой степени нельзя говорить даже о частичном успехе другой операции, также описанной в книге «Секретные службы в мировой истории». Речь идёт о диверсионном акте французской разведки, в результате которого затонул корабль «Rainbow Warrior». Это парусное судно принадлежало международной организации защитников природы «Гринпис». Экологи пытались помешать возобновлению французских ядерных испытаний на атолле Муруроа. 10 июля 1985–го года французские агенты подорвали «Rainbow Warrior» во время стоянки в новозеландском порту Окленд. Находившийся на борту фотограф–португалец погиб. Следы этой плохо спланированной и грубо проведённой операции вели к президенту Франции Миттерану. Но реально отвечать за неё пришлось лишь двум агентам, арестованным спустя два дня после взрыва новозеландской полицией. Майор Ален Мафар, входивший в группу подводного спецназа, и его напарница Доминик Приер из Отдела активных действий французской разведки получили по десять лет тюрьмы. Правда, уже через два года вышли на свободу в обмен на официальные извинения Парижа, выплату компенсации экологической организации «Гринпис» за затонувший корабль и назначение пенсии родным погибшего фотографа.

Ну, а теперь, после того, как вы немного познакомились в целом с книгой «Секретные службы в мировой истории», я хотел бы остановиться на одной её главе, на одном очерке. Он называется «Благородный шпион» и рассказывает об Энтони Бланте – одном из советских агентов, входивших в знаменитую «кембриджскую пятёрку». Личность весьма любопытная.

Энтони Блант был завербован советской разведкой в начале 1937–го года. Но похоже, что ещё до этой формальной вербовки он поставлял в Москву информацию через Гая Бёрджесса, который был не только главным вербовщиком НКВД в Кембридже, но и любовником Бланта. У них было много общих интересов: оба – высокообразованные выходцы из элитарной среды, оба увлекались марксизмом и искусством. Ведущий «кембриджскую группу» Арнольд Дейч так характеризовал Бланта, получившего кличку «Тони»:

«Тони – типичный английский интеллигент. Говорит на очень выспреннем английском языке. Выглядит весьма женственно. Педераст. «Медхен» (псевдоним Бёрджесса) говорит, что это у Тони врождённое. Он образован и умён… Значительно устойчивее и рациональнее «Медхен». Человек скромный, без особых претензий. Прекрасно владеет собой, холодный и слегка вычурный. Меньше связан с компартией, чем «Медхен». Вряд ли бы отказался от своей карьеры ради нашей работы. Он хорошо понимает свои задачи и готов нам помочь».

Любопытно, что похожие впечатления от Энтони Бланта были и у другого резидента НКВД в Лондоне – Бориса Крешина. В 42–м году он писал в Центр:

«Тони является исключительно аккуратным, добросовестным и исполнительным агентом. Он является противоположностью «Медхен» (то есть Бёрджессу) как по характеру, так и по отношению к своим обязательствам перед нами. Тони – вдумчивый, серьёзный, никогда не даёт заведомо невыполнимых обещаний».

ДИКТОР 2.

В другом донесении в Москву Крешин ещё раз подчёркивает:

«Тони очень аккуратно является на встречи. Иногда бывает нервозен, но не сильно… В нервозном состоянии злоупотребляет спиртным. Политическими вопросами Тони интересуется мало, касается их изредка и лишь в связи с конкретными событиями…»

Насчёт «злоупотребления спиртным» стоит сказать особо. Чуть ли не все английские агенты советской разведки (а их было куда больше «кембриджской пятёрки»), в конце концов, спились. Они вообще были людьми ущербными. Гомосексуалист Бёрджесс, пользовавшийся большой популярностью у студентов и аспирантов нетрадиционной сексуальной ориентации, чуть ли не всех своих любовников сдавал потом НКВД. Так стал работать на Москву не только Блант, но и, например, другой известный советский шпион, дипломат Дональд Маклин. Правда, через несколько лет после своего романа с Бёрджесом бисексуальный Маклин женился, и жена вместе с детьми даже последовала за ним в Советский Союз, куда он сбежал от разоблачения. Но сбежавший туда позже легендарный Ким Филби, особенно не смущаясь, закрутил от скуки роман с супругой своего друга и «подельника». В конце концов, она и дети Маклина вернулись на Запад. Тогда Маклин, и до этого хорошо закладывавший за галстук, совсем потерял меру. Причём во время запоев он становился очень агрессивным и несколько раз устраивал скандалы в московском Доме журналистов, в других общественных местах, даже в английском посольстве. Пришлось КГБ насильно лечить его от алкоголизма. Маклин умер в Москве в полном одиночестве.

Гай Бёрджесс, в своё время попросивший убежища в СССР вместе с Маклином, скончался от цирроза печени ещё раньше. Как красиво написал в своей книге воспоминаний последний куратор «кембриджской пятёрки» генерал КГБ Модин, «Бёрджесс сгорел в Москве, как факел, всё больше и больше предаваясь алкоголю».

Ким Филби не сошёл «с круга» только благодаря своей последней (четвёртой) жене Руфине Пуховой – полурусской–полупольке, с которой познакомился в начале семидесятых годов. Одна из глав книги воспоминаний Руфины Пуховой–Филби, которая несколько лет назад вышла и в Москве, называется «Борьба с алкоголизмом». Супруга супер–шпиона весьма красочно описывает, как прятала бутылки, разводила виски водой, вызывала «скорую помощь»…

Но вернёмся к Энтони Бланту. Он был самым старшим по возрасту из «кембрижской пятёрки». С матерью нынешней английской королевы Елизаветы Второй, вошедшей в историю под именем «Квин Мэм» («королевы–матери»), Бланта связывали родственные связи. С детства он вращался в высшем свете, и это стало одной из важнейших предпосылок его карьеры. Как подчёркивает в своём очерке «Благородный шпион» Томас Нётцель, замкнутые, закрытые для посторонних структуры воспроизводства британской элиты были важнейшим фактором успешного продвижения советских шпионов–кротов на важные государственные посты. Аристократия протежировала «своим», а когда возникали подозрения, отметала их, так как просто не в силах были поверить в то, что люди их круга могут предать родину. Осенью 39–го года, вскоре после того, как Блант поступил на курсы военной разведки в Хэмпшире, занимавшиеся его проверкой контрразведчики потребовали его увольнения из структур министерства обороны, так как Блант, по их мнению, неблагонадёжен. В студенческие годы он был тесно связан с коммунистами, писал статьи о марксистской эстетике, и хотя позже, по приказу московского Центра, порвал все связи с коммунистами, но подозрения оставались.

Тогда Блант обратился к друзьям–аристократам, и, в концов концов, его приняли на работу в МИ–5 – то есть как раз в то самое ведомство, которое за несколько месяцев до этого признало его неблагонадёжным!

Энтони Блант сделал головокружительную карьеру в британской разведке, тайно поставляя в Москву всё более ценную информацию. Уже в начале сороковых годов он возглавил отдел, который перлюстрировал дипломатическую почту нейтральных государств, занимался дезинформацией и «радиоиграми» с помощью перевербованных агентов Абвера в Англии. Только в 42–43–м годах Блант и Бёрджесс передали своему ведущему офицеру копии 1770 секретных документов.

Правда, после окончания Второй мировой войны Энтони Блант (с разрешения МГБ) ушёл из британской разведки и посвятил себя искусству, точнее – искусствоведению. Он стал академиком, был профессором Лондонского и Оксфордского университетов, хранителем королевского собрания картин… Несколько раз Бланту поручали выполнять деликатные миссии двора (например, он разыскивал в Германии письма, которые некоторые члены королевской семьи писали до и во время войны своим немецким родным, – письма, которые могли скомпрометировать трон). В 1956 году Энтони Блант был возведён в рыцарское достоинство, получил дворянство и стал баронетом. Всё это – несмотря на бегство в СССР в 51–ом году находившегося под угрозой разоблачения его близкого друга Бёрджесса и на то, что британские спецслужбы несколько раз допрашивали Бланта по делу Бёрджесса. Между прочим, советская резидентура предлагала тогда и Бланту бежать в Москву, но он категорически отказался от этого. Юрий Модин впоследствии вспоминал, как Блант ответил ему на предложение скрыться: «Я просто не смогу жить в Советском Союзе в тех условиях, в которых живут ваши люди».

Если вспомнить судьбу тех советских агентов из «кембриджской пятёрки», которые решили иначе и бежали в СССР, то Энтони Блант явно поступил разумнее. Правда, с годами подозрений в отношении него становилось всё больше. Британские спецслужбы не выпускали Бланта из поля зрения, и Москва давно не поддерживала с ним никаких контактов. Однако улик против него становилось всё больше. Информацию давали сотрудники КГБ, ставшие перебежчиками, а затем Бланта прямо обвинил в сотрудничестве с советской разведкой Майкл Страйт – один из тех, кого Блант завербовал в тридцатые годы. В конце концов, Энтони Блант написал признание (было это в 64–м году). Так как доказательств его шпионской деятельности, достаточных для вынесения обвинительного приговора британским судом, не было, то Блант выговорил себе в обмен на признание гарантию неприкосновенности. Он даже остался куратором Королевских художественных галерей.

Договорённость эта носила строго конфидециальный характер. Кроме нескольких адвокатов, высокопоставленных сотрудников спецслужб и членов королевской семьи о двойной жизни Энтони Бланта никто в Англии не знал. Лишь в 79–м году, то есть спустя полтора десятилетия после признания агента–искусствоведа, журналист Эндрю Бойл собрал достаточно доказательств для того, чтобы открыто назвать Бланта предателем. Разразился скандал. Блант потерял не только профессорскую кафедру, но и разрешение преподавать в каком–либо из британских университетов. Он был лишён дворянского титула. На протяжении всего двадцатого века дворянства в Великобритании были лишены только два человека: сам Блант и некий Роджер Кэземент, казнённый за организацию вооружённого восстания в 1916–м году. Члены британской Академии дали понять Бланту, что не желают видеть его в своих рядах. До самой его смерти в марте 83–го года имя Энтони Бланта было окружено позором. Сейчас к нему относятся, конечно, спокойнее.

Энтони Блант и его бывшие однокашники, имена которых известны, явно были не единственными «благородными шпионами», которые работали на советскую разведку в тридцатых–сороковых годах, а, может быть, и позже. Упомянутый уже журналист Эндрю Бойл считает, что более двух десятков британских подданных, в том числе один пэр, когда–то были советскими агентами. Томас Нётцель, автор очерка о Бланте в книге «Секретные службы в мировой истории», более осторожен в своих предположениях. Но и он уверен, что кроме «кембриджской», была, наверняка, и «оксфордская» ячейка. Известны даже клички двух оксфордских шпионов, указанные в архивах КГБ: «Банни» и «Скотт». Кто же скрывается за этими псевдонимами?