Воспоминания о войне и как видят её в разных странах (часть 1)
У политиков своя память о войне. У детей - своя. У писателей, у правозащитников, у ветеранов - тоже своя. У каждого своя память о войне, но есть и понятие народной памяти. Сталин, Брежнев, Путин - вот лишь некоторые из архитекторов этой народной памяти, которая постоянно перестраивается все 60 лет.
На днях в Москве прошла конференция под странным, казалось бы, названием: "Война. Другая память". Меня удивила постановка вопроса - как это - другая память? И то, что конференция организована немецким фондом имени Генриха Бёлля вместе с правозащитной организацией "Мемориал" удивило. "Мемориал" вроде бы занимается историей советских репрессий… Правозащитник Арсений Рогинский, руководитель "Мемориала", объяснил:
Мемориал многие годы проводит конкурс. Школьники пишут работы о судьбах людей о личностях. И этих работ мы уже получили полтора десятка тысяч. И выяснилось, что есть три системообразующих точки в двадцатом веке для российских школьников. Это война, коллективизация, ГУЛАГ. Вот если бы мы с вами взяли эти пятнадцать тысяч работ, то увидели бы что в двенадцати тысячах идет речь обо всех трех точках. Но о войне прежде всего
Руководитель "Мемориала" Арсений Рогинский говорит, что его это не очень удивляет, поскольку и он ….
Прожил всю жизнь в памяти о войне, хотя родился через год после войны. И может быть лишь в самые последние годы война перестала мне сниться, причем в самых разных вариантах: меня расстреливают, или за мной гонятся фашисты. Вот эти абсолютно детские образы они всегда во мне жили. И очень многие люди моего поколения так до сегодняшнего дня и живут с войной. Я долго думал, что это только люди моего поколения, а оказывается и нынешние пятнадцати - семнадцати летние дети тоже живут вместе с этой войной. И вот когда я думаю об этих трех темах я понимаю. Да, тема коллективизации - об этом нельзя было говорить или можно, но только в ракурсе книги Шолохова "Поднятая целина". ГУЛАГ об этом просто нельзя было говорить. А вот о войне с какого-то периода говорить, что-то было можно, а что-то нельзя. В 1977 году меня вызвали в КГБ, потому что они знали, что я хожу и собираю разные воспоминания, и стали говорить: "Вот вы ходите и посыпаете соль на старые раны. Вы публиковали материалы о блокаде". Подлинные воспоминания о блокаде им казались гораздо большей крамолой, чем подлинные и правдивые воспоминание о терроре или лагерях. И я возвращаюсь к работам наших школьников и вижу когда открываю работы этого года из трех с половиной тысяч около двух - это работы о войне. И среди них работы о дезертирах, боже ты мой, да мы слова то такого никогда не произносили. Да и сейчас в советской исторической науке об этом почти не говорится. Об окруженцах, очень много о военнопленных, очень много об остарбайтерах, очень много о людях, которых переарестовали во время войны. Мы не приказываем писать им специально об этом, мы говорим, ну, просто пишите про человека. Они пишу про человека на основании реальных рассказов и я вижу, что память, сколько ее не выжимай, что о коллективизации, что о ГУЛАГЕ, что о войне на каком-то телевизионном уровне, на каком-то верхушечном уровне в головах удалось создать картинку, но на самом деле подлинная память о войне живет разная в разных семьях, разная в разных регионах …
Мысль правозащитника Арсения Рогинского о том, что государство все 60 лет пыталось, да и сейчас пытается закрепить и развивать в сознании, в памяти людей какую-то иную, выгодную власти картину той войны, эта мысль звучала не раз на конференции "Война. Другая память".
Поэтому такую ненависть у нас вызывает вся эта трепотня, которая идет вокруг победы.
Говорит бывший разведчик, фронтовик Лазарь Лазарев, главный редактор журнала "Вопросы литературы"
Всё это несусветное вранье. Я устал читать и слышать эту чепуху. Если бы наши власти серьезно относились к этому юбилею, то наверное самый главный акт который должен был бы быть - это открытие всех архивов. Они делают все возможное, чтобы скрыть правду о войне. Они до сих пор боятся правды. Они до сих пор нас боятся. Ваш покорный слуга в 59 году написал статью, связанную с окопами Сталинграда. И там была пущена мною формула "окопная правда", которая для наших властей превратилась в черную метку. Начиналось: "какая это правда? какую правду может рассказать солдат или лейтенант, если от него в трех десятках или в ста метрах враг находился. Власти боялись этой войны. Когда незадолго до смерти у Симонова возникла идея, что надо в Подольском архиве Министерства обороны создать секцию, куда ветераны могли бы присылать свои воспоминания, то эту идею дружно забодали и в ПУРе (политуправление советской армии), и в ЦК. Документы эти были напечатаны лишь 4-5 лет тому назад, документы, свидетельствующие, что было на самом деле. Это страшной ценой купленная война. И сколько бы сейчас не звучали фанфары - для людей, которые честно относятся к истории, честно относятся к своему прошлому важно знать подлинную цену войны, чем это было куплено, каким количеством погибших, каким количеством людей, не выдержавших напряжение в тылу, вот что люди должны знать. А победили мы потому, что все сражались за человечность, за свободную жизнь и именно поэтому Сталин и его руководство так боялись нас и так ненавидели после войны.
Доказательством такого отношения бывший разведчик, фронтовик Лазарь Лазарев, главный редактор журнала Вопросы литературы, видит тот забытый уже факт, что …
… в 47 году Сталиным был ликвидирован день Победы как государственный праздник. В том же году те деньги жалкие за ордена, которые мы получали и бесплатные билеты раз в год были отобраны.
В то же время Арсений Рогинский, один из руководителей "Мемориала" полагает, что на этом этапе истории …..
…государство к памяти о войне относилось довольно безразлично, хотя, конечно и тогда происходили зачистки, такие вымарывания резиночной неприятных вещей. Я хорошо помню, что я совсем маленьким стоял в очередях за сахаром и хлебом. И половина очереди составляли люди без ног на деревянных колясочках, которые отталкивались от земли двумя руками. А потом они исчезли. Из городов они исчезли намного раньше. Но из того места, где я жил, из маленького поселка, они исчезли в 51-52-ом, а некоторые остались. Я хорошо помню споры вокруг этого, потому что как-то считалось что они остались незаконно. Поэтому выбелевание памяти, мне кажется происходило, я боюсь высказывать эту гипотезу, при поддержке населения, в смысле при поддержке сознания, которое ужасы войны уже во второй половине 40-х годов хотело вытеснить. Вот так вот зримые ужасы войны. На них неприятно было смотреть. Не ясно было как с ними взаимоотноситься, с этими людьми. Я очень хорошо помню, что в школьные мои годы, а я закончил школу в 62 году, никакие ветераны не приходили к нам в школу и никому мы не вешали на шею пионерские галстуки, Это потом уже в почетные пионеры стали принимать ветеранов. Но потом-то началось совсем другое...
…. в конце шестидесятых начался процесс создания "новой памяти" о войне. По оценке социолога Бориса Дубина из "центра Левады" ….
эта память героическая, монументальная, можно сказать маршальски-генеральская память, была создана, сконструирована, если хотите, с помощью средств пропаганды, массовой информации, учебной и художественной литературы, кино, телевидения.
….с двоякой целью. По мысли московского социолога Бориса Дубина, партийные пропагандисты старались ...
…с одной стороны, создать такую картину, которая смягчала моменты испытания, жертвенности, крови, многомиллионных потерь,…
…а с другой стороны - приукрасить победу, "перекрасить" её в розовый цвет.
… задание создать такую картину поступило от характерного контингента, я бы назвал его контингентом политруков у власти, которые сами почти не воевали, хотя были на войне…
типичный пример - Брежнев
… но реально тягот войны не несли. Вот с их точки зрения и должна была быть восстановлена, так называемая, правдивая картина войны или правда войны. Эта которая приходила в резкое столкновение с тем, что Лазарь Лазарев назвал окопной правдой. Поэтому надо было устранить из общественного сознания конкурирующие версии представления о прошлом, "лейтенантскую прозу", остановить поиски независимых историков (вроде Некрича). Тем самым устранялась правда о том, что было до войны, уводили из поля сознания все то, что в конечном счете привело к этой войне. 29-ый год, 34-ый, 37-38 годы.
Фронтовик Лазарь Лазарев вспоминает такую деталь:
Маршал Василевский уже в послевоенные годы говорил, что если бы не 37 год Гитлер бы не напал. Потому что он понимал, что армия не существует. Надо читать документы, вот в яковлевской серии вышел том посвященный последнему предвоенному году, там шестьсот с лишним новых документов напечатано. Я хочу обратить внимание на один документ. Акт передачи наркомата обороны Ворошиловым Тимошенко. Это страшно: они не знают даже численности своей армии.
Надо было засыпать и на месте этого создать другую картину. Картину, которая бы начиналась 9 мая 1945 года
Для этого, говорит социолог Борис Дубин
Не впервые в истории России, к сожалению и не в последний раз, был запущен характерный механизм. Я называю его для себя "внутренним расколом поколения". Среди поколений тех, кто по отношению к заказчикам (политрукам) был младшими братьями. То есть, если политруки были рождения 1900 годов то те, кто стал выполнять этот заказ власти были примерно 1920х годов рождения. Многие из них сами были фронтовиками и участвовали в создании, так называемой, лейтенантской прозы (в 60е годы). Так что этот раскол не просто внутри поколения, он внутри каждого человека. Пример, который можно было бы привести это судьба Юрия Бондарева, который был в рядах тех, кто создавал лейтенантскую прозу и который стал летописцем вот этой новой картины победы в фильме "Освобождение". И не только он - это и Озеров и Бондарчук, и авторы романов - эпопей, которые составили тогдашний центр массового чтения: Анатолий Иванов, Петр Проскурин, которые принялись выполнять этот заказ на новую эпическую картину войны. Что лежало в ее основе. Реанимированная Сталиным еще в первые военные времена фикция народа, представление о Родине (с очень большой буквы) как о начале, которому надо пожертвовать всем, представление о герое.
Довольно интересная конструкция: апатичное общество, живущее запретами (60-70-е годы), а ему на экранах телевизоров, на страницах книг предлагают миф, фикцию активного героя, партийная пропаганда призывает выработать активную жизненную позицию. Но как всколыхнуть людей, которым из поколения в поколение все запрещают. Откуда взять эту характерную энергии? Вот и создается такая характерная фикция героя, но, как замечает Борис Дубин,
тут есть о чем подумать фрейдисту. Ведь чаще всего этот герой - разведчик. Если вы вспомните ключевые фильмы конца 60х - 70-х годов, через которые самая массовая аудитория получила картину войны и победы - это разведчики, живущие двойным сознанием. Видимо это двойное сознание, двойная внешность, двойная речь, двойное поведение думаю одно, говорю другое, каким-то образом отвечало сознанию массовых зрителей.
Именно в это время, говорит социолог Борис Дубин, была создана и новая пропагандистская категория - ветераны.
Я имею в виду не тех реальных людей, которые участвовали в войне и вынесли на себе войну, фронт, победу, а ту особую пропагандистскую фикцию от имени которой партия изменила интерпретацию войны. Такая же история происходит на нынешнем телевидение, в нынешнем кино, в нынешней прессе по отношению к ключевой фигуре Сталина. Перекройка памяти о войне во второй половине 60-х и в 70-х годах во многом имела ввиду вернуть Сталина после хрущевской эпохи, вернуть его в массовое сознание. Сейчас мы имеем дело с очередной попыткой сделать это еще раз, опять-таки, опираясь на мнение ветеранов, которые будто бы желают, чтобы были возвращены памятники Сталину, названия городов, в которые входит фамилия Сталин. Такая картина сложилась в брежневскую эпоху и несет на себе характеристику брежневской эпохи. Здесь надо иметь ввиду, что сегодня в массовом сознании время Брежнева это золотой век равенства, достатка, справедливости. Лучшая эпоха в жизни двадцатого века. Тем самым эти символы и вот это идеологически заданное их значение соединяются с ностальгическими представлениями о равенстве, справедливости, счастье, которые мы, дескать, потеряли в результате этих демократических, либеральных и так далее реформ. И это делает вот этот идеологический комплекс война, победа, брежневская эпоха, Сталин, тоталитаризм таким мощным и так трудно истребимым из массового сознания и сознания кандидатов в политические, экономические, массмедийные и прочие элиты.
На этом нам сегодня придется остановится, но к этой теме мы еще вернемся не раз.