Гауди - Строитель Барселоны
Каждый раз, когда празднуется юбилей какого-то поистине великого человека, у празднующих возникает что-то вроде чувства коллективной вины: не так, не правильно прожил свою жизнь юбиляр, слишком много маялся, слишком мало прожил. Не признали, не разглядели, не приголубили...
Куда мы смотрели, когда один ехал на Чёрную речку? Где мы были, когда другой мёрз на площади Пяти углов? Почему не схватили за руку третьего, когда тот отхватил себе ухо опасной бритвой? Действительно, при чтении биографий великих людей от Пушкина до Ван Гога то и дело возникает это отчаянное и безнадёжное «почему», мучительное желание повернуть время вспять и перевести стрелку на каком-то злосчастном повороте.
Но не в случае Антони Гауди, одного из величайших гениев архитектуры, перелетевшего из 19-ого столетия в 21-ое как будто не почуяв под собой двадцатый век. В конце июня исполнилось 150 лет со дня рождения великого строителя, тихого гения, предтечи нового взгляда на форму и пространство, того, кого католическая церковь лишь собирается причислить к лику блаженных, а людская молва ещё при жизни нарекла святым.
2002 год отмечается в Испании и во всей Европе как год Гауди.
Странному человеку, мастеру Антони Гауди, чудотворному строителю барселонскому, будет посвящена и наша сегодняшняя передача.
Густая толпа обступила место происшествия, приключившегося в самом центре Барселоны, на улице Гран Виа: на трамвайных путях, залитое кровью, застыв в неуклюжей позе, лежало тело седоволосого мужчины. «Даже не знаю, как это произошло, - докладывала пожилая торговка овощами прибывшему полицейскому. – Вроде, не пьяный был, шёл медленно, но не шатался. И трамвай ему звенел-звенел, а он прямо раз – и на пути»... Пострадавший был очень пожилым человеком. Жилет и галстук выдавали его принадлежность к высшему сословию, однако все вещи были стары и истёрты, брюки обтрепались, башмаки заносились до дыр. Уж не нищий ли побирушка, укравший где-то костюм «не по чину»? Или, напротив, обнищавший миллионер?
В карманах раненого не нашли ничего, кроме пары мелких монет, пригоршни изюма и истрёпанного Евангелия. Его отнесли в больницу для бедных, госпиталь Святого Креста, холодное готическое здание в центре средневековой Барселоны, где он скончался, не приходя в сознание, двумя днями позже. На смертном одре его опознал барселонский священник отец Жиль Паре: тот, чья душа расставалась с телом, лежащим на холодной железной кровати под портретом девы Марии, был никто иной как Антони Гауди, великий строитель Барселоны. Он умер, не приходя в сознание, 10 июня 1926 года...
Приходилось ли вам каким-либо образом влиять на внешний облик своего жилища? Ну, хоть фасад дачи покрасить, или вывеску какую над магазином повесить? Или дерево посадить во дворе? В таком случае вам должно быть знакомо это чувство непреодолимой гордости: вот оно, моё дерево, моя вывеска, мой свежевыкрашенный фасад. А интересно, как чувствовал себя человек, десятилетиями ходивший медленным шагом по улицам города, облик которого определяли выстроенные им здания?
Гауди провёл в Барселоне всю жизнь. Он возводил роскошные городские виллы и доходные дома, проектировал фонари и газетные киоски, он возвёл фантасмагорические гроты и балюстрады парка Гюэй – благородного предтечи всех дисней-лэндов нашего времени. Последние двадцать лет своей жизни он посвятил строительству одного-единственного храма – церкви Святого Семейства, Sagrada Famiglia. Храм стал средоточием его жизни, к нему он шёл каждое утро от своего дома на окраине Барселоны, мимо узорчатых ворот парка Гюэй, мимо своих фонарей, напоминающих жирафов с лампадой в зубах (сегодня их копии в натуральную величину и уменьшенные, светятся по всему миру), пересекая шикарные улицы, которые сегодня упоминаются в туристических справочниках по мере того, есть ли на них возведённые Гауди дома, - к всё выше взмывающим в небо башням, издалека напоминающими песочные замки, какие многим приходилось строить в детстве из мокрого песка на морском берегу. «Мой заказчик не торопится», - неизменно отвечал Гауди на вопрос, когда же он достроит свой храм...
Каталония, область на границе современных Испании и Франции, там, где отроги Пиренейских гор сходят к морю, испокон веков была водоворотом, в котором перемешивались всевозможные людские потоки – сюда устремлялись переселенцы из французского Пьемонта и из южных регионов Испании и Италии, здесь селились мавры и арабы, армяне и евреи. Через Каталонию то и дело маршировали отряды римских легионеров по пути к рубежам Священной империи, позже их сменили конквистадоры и паломники, на пути которых в святую землю и к святыням Италии непременный пунктом был горный монастырь Монсерат под Барселоной.
Гауди был каталонцем, и этим сказано очень многое. Как и во всякой гористой местности, где каждая виноградная лоза, каждое оливковое дерево из поколения в поколение поливались слезами и потом, доминирующими чертами каталонцев уже в те стародавние времена стали непреклонность, упорство и ничем не преодолимая любовь к своей не слишком приветливой земле. По своему характеру – да и по характеру наречия, инкрустировавшему испанскую основу французскими, итальянским и арабско-мавританскими лексическими узорами – каталонцы больше всего напоминают своих недалёких соседей басков.
Семья Гауди переселилась из южнофранцузского Оверна в Каталонию, в район мыса Таррагона, к юго-востоку от Барселоны, примерно в конце 16-ого века – по крайней мере, до тех пор прослеживаются корни династии ремесленников по фамилии Гауди или Гаудин: потомственных кузнецов-медянщиков. Дело было нужное, учитывая что почти вся посуда в деревенских домах – от котелка до кувшина - была именно медной. Франческ (Francesc) Гауди был привлекательным мужчиной – этакий каталанский Гефест, с могучей мускулатурой, широкими плечами, крупной головой и гривой непокорных кудрей. Таким мы видим его и на семейных фотографиях.
А могучим мужчинам, как известно, часто нравятся женщины хрупкие, нежные и слабые. Именно такой была мать будущего архитектора, Антониа Корнет. Она происходила из ещё более древней каталонской семьи – семейству Корнет с 14-ого века принадлежала каменная усадьба в деревне Сан Галлар (Gallard) в самом сердце провинции. В глазах общества Антониа Корнет и Франческ Гауди были идеальной парой. После свадьбы семейство, взявшее двойную фамилию Гауди-и-Корнет, поселилось в городке Ройс (Reus) в сорока километрах от Барселоны. Увы, но счастья первые годы брака супругам не принесли: из троих детей, появившихся на свет в течение первых лет брака, двое – дочь Мария и сын Франческ, - умирают, не дожив и до трёхлетнего возраста. Слабым и болезненным ребёнком была и старшая дочь Роза. Не отличались богатырским здоровьем и четвёртый ребёнок – сын, которого также окрестили Франческом. Наконец, где-то в конце июня 1852 года, в семье Гауди и Корнет появляется пятый и последний ребёнок: сын Антони. 26 июня его крестили в готической церкви Сан Перр в Ройсе.
Сумрачной была атмосфера в доме Гауди-и-Корнет: мать каждый день оплакивала раннюю смерть своих детей, отец проводил дни в своей кузнице. Маленький Антони много времени проводил в одиночестве, дом стоял на городской окраине, так что детство будущего архитектора протекало, можно сказать, на лоне природы. Не в эти ли уединённые часы детства колокольчики цветов начали превращаться в удивительные кубки, корни оливковых деревьев становились фундаментами сказочных замков, стройные стволы ясеней возносились вверх, как колонны, вязы ветвились, образуя церковный купол, а печные трубы на крышах вытягивали шеи, как довольно злобного вида тролли или таинственное воинство на крыше шедевра Гауди, «каза Мила». Так или иначе, а этот мир детства останется в душе Антони Гауди и породит самые удивительные плоды, о которых современные энциклопедические словари смогут проронить лишь сухое «в своих постройках Гауди активно использовал мифологические элементы и растительные мотивы».
Город Ройс в 60-ые годы 19-ого столетия был – со своими 27 тысячами жителей – не только вторым по величине городом провинции Каталония, но и важнейшим после Барселоны промышленным центром. Волна раннего капитализма докатилась и до Испании, со вытекающими отсюда последствиями, в частности, образованием класса пролетариев – вчерашних мастеровых, ныне работавших на ткацких и прядильных фабриках, а по вечеру активно употреблявших традиционный местный самогон в многочисленных трактирах. В 15 лет поступил на работу на один из таких заводов и Антони – едва ли стеклодувное производство шло на пользу его слабым лёгким, но со своим начальным школьным образованием он не мог претендовать на большее.
Тут судьба произвела один из своих пируэтов, известных в театральной традиции как эффект «бога из машины»: легенда – не верить которой, впрочем, нет никаких причин, - гласит, что Гауди сидел во время обеденного перерыва на фабричном дворе и читал книжку. Это был нормальный рабочий день – кстати, воскресенье. Мимо шёл владелец фабрики Хуан Тарратс. «Что ты за книжку читаешь?», - спросил он молодого рабочего. «По арифметике...». Поражённый такой тягой к знаниям, Тарратс на следующий день принёс Антони книжку по геометрии. Потом ещё одну, о физике Ньютона. А потом уволили Антони из рабочих, одновременно записав его в местную гимназию и оплатив его там обучение.
Из гимназических времён Антони Гауди нам известна одна – пересказанная сразу тремя свидетелями, а значит, достаточно достоверная – история. В свободное от учёбы время Антони и его друзья гуляли пешком по окрестностям Ройса – как и вся Каталония, усеянным развалинами древних церквей, монастырей и замков. Время преклонения перед стариной ещё не настало, и то, что сегодня охраняется и реставрируется как памятник архитектуры, тогда считалось всего лишь грудой старых камней, которые, однако, восхищали будущего архитектора. Вместе с друзьями он взялся за утопический проект – восстановление древнего монастыре Поблет (Poblet). Он измерил территорию и составил планы реконструкции. Он рисовал чертежи. Он изучал свойство материалов, форму камней. Ему было семнадцать лет, и по всей видимости, феномен Гауди к этому времени уже состоялся. Друзья вспоминают, что Антони всё говорил о каком-то идеале, который виделся ему в исчезнувшем монастыре. Видимо, это был тот самый идеал, о котором примерно в те же годы Виктор Гюго скажет: «Идеал – это результат божественного вкуса».
После гимназии Антони Гауди поступает в архитектурное училище Барселоны. Одновременно его старший и нежно любимый брат Франческ начинает учиться на врача. На них зиждутся надежды родителей. Чтобы финансировать учёбу сыновей в Барселоне, их мать продаёт небольшое полученное в наследство земельное владение. Тысячелетняя Барселона, древняя религиозная столица, переживала тогда, как и многие другие крупные города Европы, архитектурный кризис: за исключением готического центра, город имел в сущности деревенскую структуру, современный стиль жизни находился в противоречии с городским устройством. В 1875-ом году автор одной из местных газет писал:
«Барселона – это лабиринт грязных улочек, плохо построенных новых или тесных старых домов, между ними высятся горы мусора, в которых гнездятся вороны. Теснота, сырость, смрад. Где просторные проспекты? Где сады? Где бульвары? Где площади? Где всё то, что в остальное Европе называют «современным городским планированием?»
Одновременно в недрах парижских художественных салонов, в глубинах европейского художественного сознания, в мастерских Москвы и Санкт-Петербурга начинает проклёвываться удивительное растение, которое вскоре расцветёт причудливыми мозаичными лилиями и ирисами на фасадах гран-отелей европейских столиц, завьётся сказочными изгибам чугунных решёток. Этот стиль получил в разные странах разные название – «арт модерн» в России, «югендштиль» в Германии, «ар нуво» во Франции. Одной из самых причудливых его разновидностей стал каталанский «модернисме». Толпы собирались перед первыми модернистскими домами Барселоны, с удивлением разглядывая дуги-радуги окон – вместо обычных квадратных прорезей, причудливые растительные узоры – вместо классицистических кариатид.
В это время Антон Гауди как раз заканчивал высшую школу архитектуры. Вовремя. Его ждало поистине неограниченное поле деятельности.
Рассказ об Антони Гауди – гении архитектуры, великом сыне Барселоны, юбилей которого отмечает этим летом вся Европа, - я завершу в следующей передаче.