«Дон Жуан» а-ля Дэвид Олден или повесившийся распутник
Открывают нашу программу «Новости в мире классики», сегодня посвященные музыке Моцарта.
На 27 июля намечена премьера первого спектакля «Похищение из Сераля» Моцарта в постановке знаменитого театрального режиссера Георга (Джорджа) Табори. 88-летний мастер задумал поставить оперу как знак культурной и религиозной терпимости в трех берлинских храмах – в церкви Кайзера Вильгельма, в Новой синагоге на Ораниенбургер штрассе и в молельном доме алевитов в Кройцберге. По его мнению, это произведение является прекрасным примером толерантного отношения к людям другой веры.
По опубликованным недавно статистическим данным немецкого театрального общества, опера Моцарта «Волшебная флейта» побила все рекорды. За сезон 1999/2000 годов она была показана в театрах Германии в общей сложности 672 раз в 49 различных инсценировках.
Ну, а мы сегодня расскажем вам об очередной инсценировке другой, не менее любимой в народе оперы Моцарта, - «Don Giovanni», премьера которой состоялась в кёльнской опере 29 июня.
Не успел Лепорелло допеть свою знаменитую арию-список « Madamina! Il catalogo e questo», как из зала раздалось громкое: «Инсценировка – говно!». Последним словом, надо сказать, немцы любят злоупотреблять, не гнушается его и эстетствующая публика. И все же , чтобы довести ее до такого - надо было постараться... Не проходит и нескольких минут, как после слов Мазетто «Ho capito» следует новый возглас: «Прекратить!». Что творилось на поклонах и передать невозможно: вместо аплодисментов - шквал «бу» и топанье ногами. Все это было адресовано режиссеру постановки Дэвиду Олдену (David Alden).
Кто сегодня идет в оперу, должен быть готовым к тому, что та пара десятков жемчужин мировой музыкальной литературы могут стать для режиссеров-постановщиков полем для экспериментов, на котором они реализуют свои дерзкие идеи. «Don Giovanni» издавна слывет своего рода басней с нравоучением о наказуемости прелюбодейства. Зачастую опера преподносится пресно и без особой фантазии. Но в тоже время, с каждым годом растет список режиссеров, которые воплощают в ней свои болезненно-мрачные ассоциации, блуждающие между сексом на капоте и закатом вселенной...
Кёльнская публика оказалась к такому не совсем готовой.
Действие оперы происходит в просторном ателье – с белыми стенами, высоченным потолком, огромными окнами, как в пентхаусе, и уходящем в даль коридором – дорогой дизайн для «человека искусства», тунеядца и бабника, каким представил Дон Жуана режиссер Дэвид Олден. Метрового размера голая лампочка болтается в скупо обставленной комнате с креслом и диваном – хранителем не только тактильных воспоминаний о романах Дон Жуана, но и сотен фотоснимков, которые сделал, разумеется, Лепорелло. Режиссер Дэвид Олден, кстати, подвергает сомнению любовные подвиги Дон Жуан и видит в Лепорелло скорее его PR-агента, который лишь рекламирует своего господина.
В этой комнате, которую иногда сужают с помощью занавеса, или уменьшают вплоть до оконных прорезей, герои оперы, периодически вдыхая кокаин, занимаются ЭТИМ, правда, без особого энтузиазма. В инсценировке ЭТО происходит не один раз и в самых различных вариантах. Уже во время увертюры Дон Жуан хватает Донну Эльвиру, чтобы показать ей, на что он способен. А довершая избиение Мазетто во 2-м акте оперы, Дон Жуан совершает с ним акт мужеложства.
По справедливому замечанию режиссера Олдена, слушком часто «Дон Жуана» ставили как opera-seria (ради этой цели было принято выбрасывать из финала оперы прекрасный секстет, завершая действие гибелью Дон Жуана). Олден, по его собственным словам, рассматривал эту оперу с совершенно иных позиций, а именно – глядя на нее как на последнее произведение 200-летней оперной истории 17-18 веков, то есть как на продолжение традиций Монтеверди, Кавалли и Генделя. По мнению Олдена, 19 век утерял то чувство юмора и ту способность к иронию, присущую прежним столетиям. При этом он предпочел ударится в другую крайность: «Секc-комедия» - так называет свое творение американский режиссер. Вообще то, по Моцарту предполагалась drama giocoso – то есть веселая драма, но вот найти золотую середину между драмой и комедией удается немногим.
К сожалению, нередко наблюдая за происходящим на сцене возникал вопрос: а к чему все это? Какое отношение все эти оригинальные идеи имеют к музыке Моцарта? Один из примеров полной несовместимости музыки, действия и режиссерского замысла был секстет из второго действия «Sola, sola, in buio loco»: Церлина и Маззетто, Донна Эльвира и Лепорелло, Донна Анна и Дон Оттавио сидят рядом друг с другом на стульях и уплетают попкорн из разноцветных ведерок. Донна Анна, в знак траура, делает это из урны с прахом своего отца. За время секстета все его участники, кто в паре, а кто и сам с собой, успевают ритмично проделать ЭТО (видимо, по мнению режиссера, слово «секстет» происходит от слова «секс»). Напомним, что по сюжету в этом эпизоде Лепорелло, скрывающегося от Донны Эльвиры в костюме Дон Жуана, чуть было не убил Дон Оттавио. Когда же слуга открывается, то разгневанные господа смягчаются и Лепорелло удается скрыться. Или другой пример: на празднике у Дон Жуана в финале 1 акта Донна Эльвира появляется переодетая в тинейджера и истерично прыгает в скакалку, в то время как остальные гости танцуют кто твист, кто ламбаду, кто вальс.
Что до трех прекрасных дам – швейцарки Ноёми Наделльман (Noemi Nadelmann) в роли Донны Анны, австрийской певицы Мартины Серафин (Martina Serafin) в роли Донны Эльвиры и немки Натали Карл (Natalie Karl) в роли Церлины, то если бы они не пели так замечательно, и не играли так профессионально, то можно было бы подумать, что их отбирали по фигурам. А вот как видит своих героинь режиссер Дэвид Олден:
- Три дамы – это три совершенно разных типа любви и эротики. По словам Донны Анны, Дон Жуан ее изнасиловал, но по сути так и остается неизвестным, правда это или её больная фантазия. Неясным остается также, кто действительно убил её отца – на эти вопросы в опере так и не дается ответов. Можно представить себе Донну Анну эдакой сумасшедшей богатой дамой, для которой пределом мечтаний являются отношения с «человеком от искусства», поэтому она их провоцирует. Напротив, совершенно очевидно, что у Эльвиры были отношения с Дон Жуаном. Она обладает сильным характером – даже узнав всю правду о нем, она пытается спасти своего возлюбленного. Церлина в моей трактовке – это топ-модель, которая работает на фотосъемках у Дона Жуана. Для нее он очень привлекателен – богатый человек, которому принадлежит такое шикарное ателье... К сожалению, она замужем за Мазетто, и тот никак не может понять, что свободный секс неотделим от ее профессии.
В то время как брюнетка Донна Анна и рыжеволосая Донна Эльвира демонстрировали «ноги от ушей», пышногрудой Церлине приходилось на протяжении почти половины спектакля вообще петь в нижнем белье. Не знаю, как мужчинам, но даже мне было непросто сконцентрироваться на музыке и ее исполнении. Кроме того, меня весь спектакль мучил чисто женский вопрос: почему она была в красных сапожках и розовом белье?
Мерзнуть на сцене приходилось не только ей, но и берлинцу Дитриху Хеншелю (Dietrich Henschel), исполнителю заглавной партии: одетый в белоснежный костюм от Армани, он босиком передвигался по сцене. Это было необходимо ему для того, чтобы особенно пластично выполнять все задуманные режиссером акробатические трюки. Так, во время дуэта с Лепорелло во втором акте, Дон Жуан, собираясь петь серенаду под окнами Донны Эльвиры, находился на тонком карнизе на высоте примерно 2-х с половиной метров – не самая оптимальная поза для извлечения приличного звука.
Что и говорить, сегодня к оперным певцам предъявляются высокие требования...
Немного о виновнике кёльнского скандала – режиссере Дэвиде Олдене. Он родился в Нью-Йорке. Там же в «Метрополитен» он дебютировал в качестве режиссера с «Воццеком» А.Берга. Его имя стало известным в Европе благодаря постановкам в оперных театрах Голландии, Шотландии, Великобритании, Австрии. После работы в берлинской «Комише Опер», он был приглашен в Мюнхен в Баварский государственный оперный театр (Bayerischen Staatsoper), где поставил «Коронацию Поппея» и "Возвращение Улисса на родину " Монтеверди, «Ринальдо» и «Ариодант» Генделя, а также «Тангейзера» Вагнера и «Пиковую даму» Чайковского. В прошлом году за свои заслуги в Мюнхенском государственном оперном театре американский режиссер получил приз Министерства Баварии по делам науки и искусства.
Помимо свое театральной деятельности, Олден снял по заказу BBC фильм про Верди, а еще оформлял мировое турне группы The Pet Shop Boys.
И вот впервые он представили свое видение «Дон Жуана» кёльнской публике:
- Для меня навязчивая идея Дон Жуана связана больше со смертью, чем с женщинами. Для него вино, женщины и искусство – это что-то прекрасное, но проходящее. Когда он приближается к своему концу, - а я уверен, что он чувствует, что его время истекает, - он пытается как можно больше наслаждаться жизнью. В этой инсценировке Дон Жуан –полный загадок художник, экшн-мастер, самым большим произведением которого является инсценировка своей смерти. Есть еще один интересный момент: до сих пор остается неизвестным, был ли Дон Жуан на самом деле таким героем-любовником, каким его рисуют другие. Ведь каждый герой оперы видит его по-своему, проецируя на него свои мечты желания и страсти.
Командор – отец Донны Анны – по Олдену, будто и не существует вовсе. Он - лишь выдумка Дон Жуана, который с его помощью инсценирует свою смерть. В первой же сцене Дон Жуан не убивает Командора - последний сам закалывает себя ножом. А та самая статуя, которую Лоренцо да Понте и Моцарт так устрашающе выводили на сцену в финале оперы, существует только в блокноте среди набросков Дон Жуана. Нет, огонь ада вовсе не буйствует в кельнской постновке. С потолка свисает веревка с петлей, на которой Дон Жуан сам вешается. После чего остальные герои оперы с улыбкой обращаются к публике, допевая последний секстет.
Надо отметить, что практически все певцы отлично справлялись с теми задачами, которые им поставил режиссер. И при этом можно было действительно наслаждаться прекрасным моцартовским исполнением. Чего нельзя сказать об игре оркестра, дирижера которого публика тоже наградил шквалом «бу».
Чтобы не быть голословной, представляю вашему вниманию мнение кёльнской публики:
«Голоса нам очень понравились, а все остальное ... Это же не «Don Giovanni»! Слишком современно. Сложно разобраться – к чему и зачем все то, что происходит на сцене».
«Сегодня, к сожалению, существует подобная тенденция и в опере, и в драматическом театре. Постановки, разумеется, не должны быть «классическими», но это уж чересчур».
«Прочитав статью о постановке в «Кельнер Штадтанцайгер» я даже удивлена - мне понравилось, а ведь, критика была, как Вы знаете, очень и очень жесткая».
«Автор критической статьи впал в другую крайность – он был слишком критичен. Эта постановка не так уж плоха, как он ее представил.
Что касается музыки, то слава Богу, Моцарт остался Моцартом, а то они ведь и его могли переделать! Игра актеров – тоже хорошая, но все остальное – достойно «бу».
Похоже, все прочли сперва критическую статью, прежде чем отправится в оперу:
«Так как мы, конечно, читали комментарий в газете, мы были готовы к худшему. Я думаю, что в принципе эта постановка вполне сносная. Она, конечно, сделана по моде, к этому надо привыкнуть, но запасясь мужеством это можно вынести. Я, например, не усмотрел в инсценировке ничего особенно неприличного».
«Это просто балган во всех его вариациях!»
«Инсценировка господина Олдена это какое-то безобразие!»
«Голоса отличные, играют они очень здорово, но все остальное не имеет отношения к этой опере».
«Мы в Германии не должны поддаваться стереотипу мышления господина Олдена, который он нам пытается навязать, его американизмам».
Что ж, где-то удалось господину Олдену убедить публику в своей концепции, где-то нет.