За что мы любим шоколад?
На минувшей неделе в Кёльне прошла международная ярмарка кондитерских изделий.
Более полутора тысяч её участников, приехавших из семидесяти стран мира, представляли здесь свою продукцию: плитки шоколада и шоколадные конфеты, карамель и марципаны, драже и вафли, пралине и трюфели, зефир и мороженое... Но пусть вас не удивляет, что я рассказываю об этом в радиожурнале «Читальный зал». Дело в том, что, побывав на этой ярмарке (исключительно в личных целях: люблю, грешным делом, сладкое), я нашёл там... книжный стенд. В основном, на нём были представлены, разумеется, поваренные книги с рецептами всяких сладостей, но я обнаружил не только их. Известное немецкое издательство «Фишер», например, выпустило книгу Софии Д. Коэ под названием «Истинная история шоколада». Я купил эту книгу и зачитался. И она так мне понравилась, что я решил сегодня познакомить вас с ней и с историей шоколада.
«Шоколад – это кондитерское изделие, получаемое после переработки какао-бобов с сахаром, ванилью, другими пряностями и пищевыми компонентами», - такое определение дают обычно толковые словари и энциклопедии. И добавляют: «Шоколад в сухом виде или сваренный как напиток представляют собою хорошее питательное и легко возбуждающее вещество».Даже авторам стандартных сухих словарных формулировок не удалось сохранить в этом случае свою обычную сдержанность. Слышится даже какая-то игривость: «легко возбуждающее вещество». Что же говорить о книге Софии Д. Коэ, которая родилась и выросла в семье известных английских кондитеров! Это просто восторженный панегирик шоколаду. Впрочем, и этот панегирик можно назвать энциклопедическим. Очень подробно, например, автор рассказывает о том, откуда взялось слово «шоколад». Уже более трёх тысяч лет назад так называли «напиток богов» ольмеки – народ, живший в Центральной Америке, на берегу нынешнего Мексиканского залива. Ольмеки были предтечами цивилизации майя и потом – ацтеков. Слово «шоколад» происходило от сочетания «шоко» – «какао» – и «латль» – «вода». Уже из этого одного можно легко сделать вывод, что древние жители Центральной Америки знали только шоколадный напиток. Однако они уже знали различные способы его приготовления, добавляя в шоколад пряности, в частности, гвоздику.
В Европу шоколад попал в конце пятнадцатого-начале шестнадцатого века, вскоре после открытия Америки Колумбом. Какао-бобы долгое время были очень дорогими, и шоколад вплоть до промышленной революции 19-го века оставался напитком избранных. Но, несмотря на это, популярность шоколада – вкусного, изысканного и вместе с тем полезного напитка, была огромна. Попав сначала в Испанию, шоколад быстро завоевал Италию, Францию, а затем и всю Европу. Своим распространением он во многом обязан тесными связями королевских и аристократических семейств. Так, например, на приёмах в Париже его стали подавать после того, как французский король Людовик Тринадцатый женился на испанской принцессе Анне, которая и познакомила двор с этим экзотическим напитком.
Кстати говоря, как напоминает в своей книге София Д. Коэ, католическая церковь (или, по крайней мере, часть её) долгое время никак не могла примириться со сладким соблазном шоколада. Спор шёл вокруг того, допускается ли употребление шоколада во время поста (а, например, Великий Пост длился, как известно, сорок дней). Шоколад – это напиток, то есть его можно пить во время поста, - говорили иезуиты, зарабатывавшие, между прочим, неплохие деньги на торговле какао-бобами. А монахи из более пуританского ордена доминиканцев (который в те времена враждовал с иезуитами) подчёркивали, что шоколад слишком питателен для того, чтобы считать его обычным напитком. То есть католики, соблюдающие пост, должны воздержаться от его употребления. Спор этот пришлось разрешать сразу нескольким сменявшим друг друга Римским Папам. И что интересно: все они всегда решали его в пользу шоколада.
Если первые страницы истории шоколада теряются в туманной дАли далёких эпох, то его триумфальное шествие по Европе можно проследить достаточно хорошо. В 1674 году из шоколада, теста и крема стали делать пирожные и рулеты. Этот год считается годом рождения «твёрдого» шоколада. В 19-ом веке, уже после начала промышленной революции, научились делать шоколадные плитки, а чуть позже – пралинЕ, шоколадные конфеты с начинкой. Технология их изготовления с тех пор, в принципе, не изменилась, только усовершенствовалась. Основой процесса производства шоколада остаётся его темперирование – то есть постепенное охлаждение шоколадной массы при особом температурном режиме и затем чередование «холодных» и «горячих» участков, на которых производится формовка. Формы заполняются сначала шоколадом, потом начинками (жидкими или орешками, например), затем «закупориваются» шоколадом же – и после очередного темперирования конфета или плитка готова. Этот процесс, подробно описанный в книге, можно собственными глазами увидеть в Кёльне, где находится радиостанция «Немецкая волна». На берегу Рейна несколько лет назад открылся уникальный Музей шоколада. Он носит имя мецената и фабриканта Ханса Имхоффа – владельца контрольного пакета акций компании «Штольверк», одного из крупнейших в мире производителей кондитерских изделий. В Германии оборот компании достигает 750-ти миллионов долларов в год. Но фабрики «Штольверка» расположены в двенадцати странах Невропы, в том числе и в России (в городе Покров). Такие марки шоколада, как «Альпен Гольд», «Альпиа», «Шпренгель» хорошо известны и на Украине, и в Прибалтике, и в странах Центральной Азии. Но всё равно их жителям далеко до немцев. Немцы съедают, в среднем, до тридцати килограммов сладостей в год. Это очень много. Правда, шоколад, как сегодня уже доказано учёными, предотвращает инфаркты и стабилизирует кровяное давление. Но калорий в нём, но калорий...
После такого рассказа хочется бросить всё и пойти наесться шоколада. Но давайте всё же обратимся к более серьёзным вещам. Я получаю много писем, авторы которых спрашивают о том, как издаётся и как переводится в Германии русская, российская литература. На такие вопросы я часто отвечаю в выпусках «Читального зала». Но сегодня речь пойдёт не о книгах – Войновича, Айтматова, Пелевина, Рыбакова или других авторов, - а о переводе на немецкий язык. У нас в гостях – переводчица Биргит Файт, с которой беседовал мой коллега Юрий Векслер.
Какую русскую литературу читают в Германии
Биргит Файт хорошо известна в Германии. Изданы ее немецкие версии стихов Цветаевой и Бродского, переводы прозы Андрея Белого, Саши Соколова, Евгения Попова, других современных авторов.
Ее статьи печатаются в таких газетах, как Neue Zürcher Zeitung, Berliner Zeitung, в литературных альманахах и журналах. Беседа с ней в основном была посвящена вопросу кто и как формирует в Германии русский литературный ландшафт, который не обязательно является отражением табеля о рангах, принятого в России. Интересовали нас и вполне конкретные вещи. Например, чем объясняется поистине феноменальная популярность в немецкоязычных странах такого писателя, как Чингиз Айтматов, которого в России практически перестали издавать. Почему вообще интересуются или перестают интересоваться русской литературой. Рассказывает Биргит Файт:
- К сожалению, как я считаю, до сих пор русская литература пользуется успехом только тогда, когда Россия интересна по политическим причинам. Как только какой-то скандал в России, читатель просыпается и говорит: дайте мне русские книги. Сейчас интерес полностью пропал. Но сейчас происходит нечто совсем новое. Сейчас на немецкий рынок хлынет коммерческая литература. То есть – Маринина, Пелевин, Дашкова. Вот эти все детективы, Акунин тоже уже издается здесь, это что-то новое, и хорошо, что это есть.
- Насколько велика аудитория у переводной литературы в Германии и в частности у русской?
- Из всей переводной литературы, американская занимает чуть ли не 90%. Русская, это, по-моему, пять процентов, или даже еще меньше, потому что оставшиеся 10% приходятся и на французскую, и на португальскую литературу, на все языки.
- Все-таки, например Битова и Гранина читатель в России читает сегодня мало, чтобы не сказать вообще не читает. В Германии они по-прежнему издаются.
- Я бы сказала, что Гранин – это писатель ГДР, а Битов – это западный писатель. Битов возник в Западной Германии в 1986 году. Я помню это еще потому, что он выступал вместе с Вознесенским и Евтушенко. Он был третьим. Его под Вознесенского и Евтушенко нам немецкой публике, подсунули. Но только потому, что были вот эти две шишки, только поэтому это удалось. И с тех пор он регулярно – раз в году в Берлине читал и выступал. Но он, конечно, шестидесятник. То есть – это не новое поколение. Это то поколение, которое вылезло во время перестройки, как и Евгений Попов и Ерофеев. Насчет Гранина я мало чего могу сказать. Но в принципе – это тоже самое. Это такой честный человек. Это те люди, которыми интересовались во время перестройки. Но, извините, перестройка, это больше, чем 10 лет. Что касается Айтматова, то это явление совершенно другого порядка. У Айтматова на Западе есть своя, я бы сказала, община. Это интересно, во-первых, с точки зрения экзотики, безусловно. И второе, что играет роль, это то, что все-таки немецкая литература – я сейчас имею ввиду не коммерческую, а хорошую художественную литературу – она перестала быть поучительной, то есть она такая грустная, может сухая, но она никому не дает никаких советов. А Айтматов заинтересовал, заинтриговал людей тем, что он дает что-то такое. Я думаю, что для Германии еще важно, что люди здесь в принципе почти все все-таки отошли от религии. Они ищут себе замену и не находят ее в немецкой литературе и в западной литературе вообще. Вот Айтматов, видимо, как раз дает им то, чего им не хватает.
- Мне кажется, что если бы Довлатов был переведен на немецкий, а по сути дела бала переведена лишь одна книжечка, которая успеха не имела, то такой человек не попал бы на немецкий рынок вообще.
- С юмором это вообще трудный вопрос. Есть люди, которые считают, что у немцев вообще туго с юмором. Есть люди, которые считают, что у них другой юмор. Я тоже не могу этого объяснить. Честно говоря, мне Довлатов тоже не так интересен. Или возьмите, например, бывший Жванецкий был интересен, а сегодняшний не очень. Если вы стоите с утра до вечера в очередях, то может быть, вы будете читать с удовольствием Сорокина. Я наоборот. Слава Богу, что мне не надо часами стоять в очереди, поэтому я не собираюсь читать эту книгу. Мне она не нужна. С юмором история похожая. Те люди, которые страдали от этих идиотских будней в Союзе. Им много дает сейчас возможность смеяться над всем этим бредом. А немцам, у которых этого не было. Он просто не понимает о чем идет речь. Так что с Довлатовым трудно. И вообще в действительности с юмором это трудный, очень трудный вопрос. Потом, я думаю, что для русской литературы, раз она, к сожалению, всегда идет вместе с политикой, все зависит от того, на какую почву она падает в другой стране. Например, Хармс – это, безусловно, Бекет. Не было бы Бекета, сказали бы у русских есть какой-то сумасшедший писатель, и все. Но когда готова почва, на этой почве он может жить.
Итак, подытоживая можно сказать, что во время перестройки русские книги в Германии продолжают играть скромную роль, скорее экзотического десерта, чем главного блюда для немецкого читателя. Таковы факты. Но для русских книг в недалеком будущем представится редкая возможность изменить положение вещей. Так как русская российская литература станет главной темой франкфуртской международной книжной ярмарки 2003 года. Чем сможет удивить русская словесность, вот в чем вопрос.