История ШТАЗИ - госбезопасности ГДР (часть вторая)
Мы продолжаем начатый в одной из предыдущих передач разговор об истории госбезопасности ГДР и о сегодняшнем дне её сотрудников, которые в последнее время всё чаще призывают к восстановлению справедливости. Какой? Об этом и пойдёт речь в сегодняшней передаче, подготовленной Сергеем Мигицем.
Недавно высокопоставленные штатные сотрудники бывшего Министерства Госбезопасности ГДР потребовали через молодёжную коммунистическую газету прекращения дискриминации, которой подвергаются их внештатные коллеги - говоря проще, осведомители, добровольно или по принуждению, стучавшие на друзей и товарищей по работе и учёбе. "Охоте на ведьм следует положить конец", говорится в статье, подписанной 12ю высшими чинами МГБ ГДР. Они сетуют на клевету и унизительное обращение со стороны нынешних властей и прессы.
Хельмут Мюллер Энбергс, научный сотрудник ведомства, занимающегося разбором архивов штази, недоумевает:
«Я уже 10 лет занимаюсь проблемой внештатных сотрудников Штази и убеждён, что ни о каких притеснениях 160 тысяч человек, признавшихся в своей связи с гедеэровской госбезопасностью, говорить нельзя. В центре внимания общества и средств массовой информации оказываются вполне конкретные люди. К тому же, известно, что 55% этих людей не были ни уволены с государственной службы, ни понижены в должностях, не получили никаких выговоров и предупреждений. Существуют, разумеется, книги, в которых о них рассказывается, но неужели это можно назвать «охотой на ведьм»»?
То, что никакой "охоты на ведьм" не существует, подтверждают и сами, выражаясь их языком, "ведьмы". Через 12 лет после исчезновения ГДР двадцать членов руководства "штази" свободно опубликовали в немецком издательстве двухтомный труд - сборник документов о своей бывшей деятельности, снабдив его заголовком: 'Безопасность ГДР - главная задачах МГБ ГДР'.
«Мы делаем это потому, что о нашем министерстве распространяют слишком много лжи. Нет, наверное, ни одного преступления, в котором бы нас не обвиняли, кроме, разве что, каннибализма. С любого, кто в 70-х годах совершил даже тяжёлое преступление, уже давно снята судимость. Но к тем, кто в шестидесятые-семидесятые годы подписал обязательство о сотрудничестве со штази до сих пор нет снисхождения. Это несправедливо! Поэтому мы и решили рассказать, чем в действительности занималось Министерство госбезопасности ГДР и как была организована его работа».
Наиболее известной фигурой среди авторов этого заявления является Вольфганг Шваниц, генерал-лейтенант госбезопасности ГДР долгое время работал главой берлинского управления МГБ. В диссидентских кругах его имя связывали с преследованием представителей берлинской оппозиции. Эти обвинения он считает несправедливыми.
«Утверждение, что мы работали против населения ГДР, против немецкого народа - ошибочно. Мы не преследовали кого попало - это совершенно безосновательное мнение. Мы боролись с теми, кто занимался подрывной антигосударственной деятельностью. Боролись в соответствии с законодательством ГДР, в соответствии с уголовным кодексом и другими нормативными документами Германской Демократической Республики. Наше министерство было не тайной полицией, а именно органом безопасности и защиты права, со всеми функциями и полномочиями, которыми обычно обладают органы такого типа».
Утверждение, что ГДР было правовым государством, является базовым в рассуждениях всех бывших офицеров Штази. В документах опубликованных ими и касающихся следственных органов, цитируются длиннющие инструкции, юридические определения и даже процессуальный кодекс. Текст должен создавать у читателя впечатление, что в ГДР следствие велось в точном соответствии с буквой закона, а права обвиняемых были священны и неприкосновенны. Однако о реальной практике Министерства, о том, как использовались упоминаемые инструкции, читатель узнаёт крайне мало.
Так, например, известно, что основным средством давления на обвиняемых была их полная изоляция, а также – особенно в 50-е годы – изматывающее дознание, которое проводили круглосуточно. Адвокат получал доступ к обвиняемому, как правило, только после окончания следствия, так было и полвека назад, и при Хонеккере - в семидесятые-восьмидесятые.
Роже Энгельманн, научный сотрудник Ведомства, изучающего архивы штази, считает все попытки экс-генералов обелить себя
"весьма странными, если не курьёзными. Не скупясь на слова, они стремятся говорить как можно больше, чтобы не сказать ничего о том, что в действительности происходило на допросах. Между тем, сохранились места, где они происходили. Одним из таких мест была тюрьма предварительного заключения при МГБ ГДР, так называемая Hochenschönhausen в Берлине».
Если же верить Зигфриду Ратайцику, то, наоборот - фальсификацией истории ГДР усиленно начали заниматься после объединения Германии и наиболее активную роль в этом обмане играет Ведомство, исследующее архивы штази. Сам Ратайцик работал в тюрьмах предварительного заключения и сейчас входит в число наиболее активных борцов за "очистку" репутации "штази". О том, как это происходит и какого накала достигают страсти на этой почве, можно судить по эпизоду, случайно зафиксированному на плёнку на вечере, организованном бывшими "штазистами" в связи с выходом их исторического изыскания. Микрофоном неожиданно завладела Сигрид Пауль, прошедшая ГДРовские тюрьмы:
«Почему вы говорите, что «Резиновая ячейка» (название пыточной камеры) была создана только в 1974 году. Я уже в 1964 очищала её от дерьма и крови. И я приглашаю всех желающих, пожалуйста, поезжайте посмотреть на Хохеншёнхаузен. Я обещаю вам всем вполне конкретные следы того, что там происходило! Можете хоть сами сесть там в тюрьму и всё изучить самостоятельно!»
Бывший начальник следственного изолятора Ратайцик не согласен со всеми обвинениями:
«В некоторых так называемых высказываниях так называемых свидетелей того времени некоторым моим бывшим сотрудникам приписываются совершенно недопустимые незаконные действия в отношении обвиняемых. Я нахожу это наглостью, так как в учреждении предварительного заключения Hohenschönhausen, а также в других местах заключения МГБ никогда не практиковались такие способы воздействия на заключённых, как мучения, дискриминация, пытки и тому подобное! Заключение и содержание под стражей всегда проводилось в точном соответствии с законом ГДР, равно как и в капиталистических странах при аналогичных случаях».
Возражения Сигрид Пауль тонут в аплодисментах собрания. Есть кому аплодировать - в зале в качестве группы поддержки находятся представители союза «Красные лисы», чьей основной деятельностью является отбеливание злоупотреблений исчезнувшего социализма. Да и председатель собрания Клаус Штайнигер, будь его воля, охотно оформил бы всю презентацию книги как вечер воспоминаний, на который он пригласил бы только ближайших друзей и соратников. Однако после Сигрид Пауль слово берёт ещё один бывший заключенный - Герман Пфафф.
Пфафф: На ночных допросах обвиняемому светили прямо в лицо; он всегда находился под слепящей лампой. Вы, вероятно, скажете, что это неправда, но этот факт, как ни смешно, отражён в Ваших собственных документах…
Зал: Вы уже прочли книгу??
Председатель собрания: Я хотел бы попросить бывших заключённых прекратить разглагольствовать.
Пфафф: Мы имеем право высказывать своё мнение!
(Шум)
Председатель собрания: Здесь все права я имею, это мой вечер.
Пфафф: Тем не менее, я не такое ничтожество, как ты, чёртов шпик.
(Шум, беспорядок)
Председатель собрания: Позаботьтесь, пожалуйста, о том, чтобы это лицо покинуло наше собрание. Это явная провокация! Здесь присутствует несколько человек... пришедших сюда, чтобы испортить нам вечер... не выйдет!
В итоге заговор враждебных сил разоблачён, и под возгласы всеобщего одобрения организаторы выводят Геррмана Пфаффа за дверь. В какой-то момент всеобщее возмущение достигает параноидальной отметки.
Слушая эту сцену, или читая сборник документов по истории МГБ постоянно ловишь себя на мысли, что бывшие сотрудники штази до сих пор абсолютно уверены в своей правоте и непогрешимости и просто не в состоянии критически рассматривать своё прошлое. По привычке они постоянно навешивают ярлыки, говоря о своих бывших подопечных (или подследственных): оппозиционеры, диссиденты, уклонисты... И уж, конечно, не может быть и речи о том, чтобы предоставить слово всем этим людям с ярлыками. По-прежнему, как в советские времена, тех, кто сомневался в руководящей роли коммунистической идеологии (как, например, Вольфганг Темплин) объявляют разложившимся элементом, жертвой вражеской пропаганды и врагом.
Сейчас над этим можно смеяться, но в то время это означало, почти наверняка, увольнение с работы и давление на членов семьи. В документах инакомысляющих делались отметки, штемпелевавшие этих лиц как асоциальных и опасных, что, в свою очердь, делало практически невозможным нормальное трудоустройство. Если дети так называемого «инакомысляющего» учились в школе, то и вокруг них создавалась невыносимая обстановка. И так далее. Всё это хорошо известно тем, у кого есть собственное советское прошлое.
Однако, жертвы госбезопасности являются для перешедших в наступление офицеров штази такой же незначительной темой, как и их собственные операции, направленные на раскол, или разрушение диссидентских групп изнутри. Вольфганг Шваниц, генерал госбезопасности, рассматривает такие действия, сравнимые с подрывной деятельностью, как совершенно нормальную служебную практику и не видит в этом повода для размышлений:
Практика подрывной деятельности применялась в тех случаях, когда речь шла о диссидентских группах. Целью нашей, как вы говорите, подрывной деятельности было тормозить их деятельность, по возможности вносить в их ряды раскол, занимать их проблемами, которые удерживали бы их от публичной и пропагандистской деятельности. Это была в основном профилактическая, превентивная деятельность, направленная, если не на вытеснение диссидентов с идеологического поля, то по крайней мере на их ограничение и заглушение.
Гисеке: // Итак, получается, что фактически подрывной деятельности МГБ не было. Проводившиеся министерством мероприятия имели целью лишь предотвращение преступных действий со стороны оппозиции. Если призывы к свержению существующего строя и в ФРГ считаются преступным деянием, то вряд ли можно назвать преступлением распространение листовок и, уж тем более, встречи с западными корреспондентами. А за это можно было угодить в тюрьму. Так называемая, деструктивная работа с диссидентами, т.е. работа направленная на разрушение их рядов, широко практиковалась в МГБ в 70-е и, особенно, в 80-е годы. Жёсткие репрессии в стиле чисток 50-60х годов были уже невозможны (прежде всего из-за того, что между диссидентами ГДР и правозащитниками в ФРГ существовали достаточно прочные связи, а потому любая жёсткость властей по отношению к диссидентам моментально становилась достоянием западной прессы, об этом начинали говорить политики, эти проблемы становились темой парламентских прений, и в ходе переговоров Хонеккера с кем-то из его западных коллег-глав государств ему вполне могли задать мало приятный вопрос о судьбе того или иного диссидента, или даже связать его судьбу с предоставлением кредита - в общем в 70-80е годы у штази были все основания действовать тихо и незаметно. МГБ стало чаще прибегать к мероприятиям, вроде психического террора с целью воздействовать на людей так, чтобы те сами прекращали свою оппозиционную деятельность.
Но, оказалась, что деструктивная работа с диссидентами- это палка о двух концах. Йенс Гисеке, научный сотрудник Ведомства, занимающегося архивами Штази, обращает внимание на то, что в 89-90-м гг. в самом Министерстве госбезопасности появились признаки идеологического распада, разложения, шатаний
появилась некая готовность к самокритике и к развитию. Появилось желание реформировать и усовершенствовать деятельность министерства. Однако те, кто сейчас борется за улучшение имиджа МГБ, ничего об этих колебаниях и сомнениях своих коллег не говорят. Читаешь подобранные ими документы и возникает чувство, будто попал в далёкий 1989й год, когда левые ещё дискутировали на тему сталинизма и ГДР.
Генерал МГБ Зигфрид Хенель, руководитель берлинского управления, доказывает, что деятельность Министерства и его сотрудников нельзя оценивать в отрыве от того, что происходило в мире.
Нельзя забывать ни о специфических отношениях, существовавших между ГДР и ФРГ, ни о конфронтации двух систем, ни об идеологических битвах холодной войны. Не стоит забывать и о том, что Западная Германия всегда - с первой минуты существования ГДР - стремилась к тому, чтобы как можно скорее избавиться от альтернативной общественной системы.
В то же время они признают, что одни лишь внешние факторы не могли стать причиной распада социалистической системы. Не смогли бы её спасти ни меч, ни щит спецслужб. Главная причина исчезновения соцлагеря, и в частности гибели ГДР, заключается в том, что народ перестал доверять коммунистам, а произошло это потому, что они, в свою очередь, больше не внимали голосу ... чекистов, которые были внутренним оком партии или держали руку на пульсе народа.
Власти видели то, что хотели видеть, а потому пропасть между действительностью и планами партийного руководства, продолжала углубляться. Наше министерство постоянно указывало на эти проблемы, но как потом выяснилось, составление этих докладных записок Хонеккеру, было бессмысленным делом. Хонеккер даже как-то сказал, что сведения, которые предоставляет ему МГБ, ничем не отличаются от заголовков западной прессы. Конечно, если руководство так относится к материалам разведки, она уже ничего изменить не может.
Говорит генерал МГБ Шванитц. Любопытно, что он и другие генералы не чувствуют себя ответственными за ту пропасть, которая разверзлась между народом и правящей партией. Своё министерство они воспринимают как часть народа, а стукачество рассматривают как одну из форм демократического процесса.
Негласное сотрудничество с органами было истинным проявлением нашего понимания демократических норм, и в подавляющем большинстве наши бывшие сотрудники уверены, что не должны стыдиться того, что тогда делали, поскольку эта работа была направлена на защиту и сохранение ГДР. Эта работа была законной и служила сохранению социалистической альтернативы в Германии.
Уверен генерал госбезопасности ГДР Шванитц. Зигрид Пауль, жертва его Министерства, уверена в другом
- не может быть правильным и законным режим, при котором шестнадцатью миллионами граждан управляют 84 тысячи штатных гебешников и несметное число внештатных доносчиков.
В Германии подобные дискуссии стали частью жизни общества. Бесспорно, именно эта гласность помешала бывшим хозяевам оставаться у власти и сегодня, как это произошло в России.