Между реальными фактами и слепой верой

Газета Welt опубликовала комментарий французского

философа Андре Глюксмана на тему продолжающегося "карикатурного скандала":

В самом начале "антикарикатурная кампания" была направлена против отдельной газеты, затем против целой страны – Дании, в конечном итоге ее мишенью стала вся Европа, которую протестующие обвиняют в политике двойных стандартов.

Почему европейцам можно подшучивать над пророком мусульман, а мусульманам непозволительно отпускать шутки по поводу геноцида евреев, негодуют исламисты и объявляют конкурс на лучшую карикатуру об Освенциме. Либо во имя свободы мнения разрешено все, либо цензуре следует подвергнуть и то и другое, таковы их аргументы.

Многие из тех, кто выступали в защиту карикатур в европейских газетах, чувствуют, что угодили в ловушку. Неужели теперь в Европе придется ради свободы слова публиковать издевательские рисунки на тему газовых камер? Можно ли ставить на одну доску нежелание признавать существование нацистских концлагерей и ироничные картинки, изображающие пророка Мухаммеда? В данном случае имеет место непримиримый конфликт двух философий. Одна из них утверждает, что делать это можно, так как речь идет о двух равноценных "системах убеждений", в отношении которых имели или имеют место оскорбительные действия. В таком случае убежденность в том, что геноцид евреев является историческим фактом и в том, что пророк Мухаммед получил откровение от Аллаха, уравниваются в своем значении. Другая сторона говорит – нет, делать этого нельзя, поскольку реальность существования концлагерей может быть подтверждена в ходе расследования, а святость пророка проверке не поддается, так как зависит от убеждений верующих. Четкое разграничение реальных фактов и слепой веры является основой западного мышления.

Когда исламский фанатик утверждает, что европейцы практикуют "религию Холокоста" в той же мере, что и его собратья религию пророка, он снимает различие между поступками и верой. То есть, для него существует только вера. Европа в его понимании проявляет предвзятость, симпатизируя лишь одной из сторон.

На нашей планете происходит не борьба культур или цивилизаций, наша планета является полем решающей битвы между двумя образами мышления. Один из них не признает факты, а только лишь – интерпретации, основанные на вере. Носители этого образа мышления склонны к фанатизму и нигилизму. Их оппоненты выступают за открытую и свободную дискуссию с целью отделения истины от домыслов. Тоталитарное мышление не допускает возражений. Оно догматично и потрясает священной книгой.

Оно мракобесно и смешивает религию и политику. Нетоталитарное мышление, напротив, признает факты, как данность, сколь чудовищными бы они ни были.

На протяжении столетий Зевс и Христос, Иегова и Аллах были вынуждены сносить изрядное количество насмешек. Однако это не мешало верующим любой конфессии исповедовать свою веру и не мешать жить другим, которые не разделяли их религиозных убеждений. Это – цена религиозного мира. Демократия должна вновь обрести свой дух, а правовые государства – вернуться к своим принципам. Речь идет не только о свободе слова, а о свободе называть факты фактами, а газовые камеры – чудовищным преступлением, вне зависимости от того в какого бога мы верим. Речь идет об основе этики и морали.

Газета Frankfurter Allgemeine опубликовала большую статью об изменениях в лексике современного русского языка:

Употребление иностранного слова почти всегда наделяет

обозначаемый предмет ореолом таинственности, коcмополитизма, престижа. Слово "бутик" звучит красивее, чем просто "магазин", "президент" фирмы или учреждения – более весомо и значимо, чем "председатель". Однако иностранные слова почти всегда скрывают всегда и некоторую обманчивость. На вопрос, как лучше и правильнее перевести на русский язык такие слова, как "промоутер" или "гламур", большинство носителей русского языка, долго не раздумывая, предложили - "промывание мозгов" и "лакированную внешность". Иностранная лексика широко употребляется и в народном словотворчестве. Как результат разочарования постсоветскими реформами в устной речи граждан появились столь емкие слова, как "дерьмократия" и "прихватизация", которые можно перевести на немецкий лишь приблизительно как "дерьмовая демократия" и "хищническая приватизация".

Обзор печати подготовил Виктор Кирхмайер