«Молящийся мальчик»…

Попробуем вместе: предлагают немецкие музейные специалисты российским коллегам

Одиноко и даже как будто немного потерянно стоял он на роскошной сцене бального зала Петергофского дворца –молящийся мальчик из Сан-Суси. Почти беспомощно возносил он к невидимому божеству свои бронзовые руки. Собравшаяся публика – среди присутствующих была элита немецкого и российского музейного мира, немецкую делегацию возглавляла государственный министр по вопросам культуры Кристина Вайс, - чествовала статую, в истории которой, как в линзе, сфокусировались лучи российской и немецкой истории. Точная копия знаменитой античной статуи, жемчужины прусской коллекции, была привезена в Петергоф немецкой принцессой Шарлоттой Прусской, в замужестве – императрицей Александрой Феодоровной. Для нее статуя была символом тенистых парков родного Сан-Суси. Пережив революцию, статуя была разрушена во время немецкой оккупации во время второй мировой войны. Затем, после войны, в Петергоф из Германии привезли оригинал, который десять лет спустя вернули ГДР. И вот, передавая в Петергоф новую реплику статуи, дарители - берлинское музейное объединение фонд Прусского культурного наследия – надеются открыть новую, счастливую главу двусторонних отношений.

Я поговорила с главой фонда, профессором Клаусом Леманном, о символических жестах - и намерениях, которые за ними стоят:

- Мне кажется, что отношения между людьми во многом живут за счет символических жестов, нельзя действовать только рационально.

Видимо, этот эмоциональный аспект имеет большое значение не только для «русской души», но и для немецкой: именно поэтому вы и ваши коллеги, директора ведущих немецких музеев, в канун передачи «молящегося мальчика», дали интервью одной из центральных немецких газет. В этом интервью вы говорите если не о крахе немецкой национальной политики в отношении перемещенных культурных ценностей, то, по крайней мере, о больших ошибках…

- Я уже в течение пятнадцати лет постоянно бываю в России, я за это время испытал много различных эмоций, услышал массу историй, очень многое сам понял и почувствовал. Но давайте посмотрим на историю проблемы трофейного искусства: сегодня, 60 лет спустя после окончания войны, для нас по-прежнему остаются закрытыми секретные хранилища российских музеев. Вещи, которые хранятся в этих фондах, никогда никто не видел, они никогда не исследовались и не использовались в выставках.

Профессор Леманн, что конкретно вы предлагается в этой ситуации?

- Я предлагаю, чтобы мы вместе с российскими коллегами приняли решение о реализации проекта, рассчитанного на два-три года. В рамках этого проекта мы могли бы составить хотя бы примерную инвентаризацию всех тех трофейных ценностей, которые хранятся в российских музеях – чтобы мы все знали, о чем идет речь. Я думаю, что мне удастся обеспечить финансирование этого проекта из немецких источников. Таким образом, мы могли бы показать всему миру, о каком культурном человечества идет речь. Вторым шагом стала бы реставрация этих предметов, и третьим – переговоры об условиях возвращения.

Правильно ли я вас понимаю, что немецкая сторона и не собирается настаивать на возвращении всего объема трофейных ценностей, всех этих сотен тысяч если не миллионах единиц хранения?

- Я должен сформулировать эту мысль более осторожно, так как в данном случае существуют нормы международного права, которые никто не в праве ставить под сомнения. Но на примере так называемой балдинской коллекции мы видим, что переговоры возможны: при возвращении этой коллекции Бремену предполагалось, что порядка трети рисунков останется в России – в знак нашей признательности за спасение этой коллекции и ее хранение в течение многих лет…