Нефутбольный Челси
Сегодняшнюю передачу я решил посвятить необычным городским районам, городским кварталам. Почти в каждом крупном городе Западной Европы – я уже не говорю о столицах западноевропейских стран – есть такие уникальные, яркие, ни на что не похожие кварталы. Некоторые знамениты на весь мир – как, например, Пляс Пигаль в Париже. Между прочим, эта площадь Пигаль и прилегающие к ней улицы только у туристов имеет сомнительно-привлекательную репутацию района «красных фонарей». На самом деле, кроме знаменитого и баснословно дорогого сегодня кабаре «Мулен Руж» и нескольких убогих секс-шопов индустрия греха здесь не угнездилась.
И, разумеется, вовсе не только «клубничка» определяет своеобычность городских районов. Прекрасны бульвары «Рамблас» в Барселоне с неутомимыми чистильщиками обуви, продавцами цветов и ловкими ворами-карманниками, с шумной пестротой центрального рынка, на котором меня больше всего поразили рыбные ряды (кроме рыб, здесь продавалось такое морское зверье, которое я никогда раньше и в глаза не видел)… Прекрасны пражские Градчаны с гулкой булыжной мостовой и президентским оркестром, напоминающим опереточную гвардию… Я мог бы перечислять ещё долго. Но предоставлю слово нашим корреспондентам. Сначала – Леониду Сокольникову из Брюсселя. Он рассказывает о брюссельском районе Мароль.
Каждую весну, когда заканчиваются дожди и брюссельские улицы покрываются розовыми лепестками от прижившихся бесчисленных японских сакур, у подножья огромного Дворца правосудия проходит необычный карнавал. Официальное название его «Зеннеке», в переводе с местного наречия – «дворняжка». Участники – только жители знаменитого квартала «Мароль». Каждая семья в беспорядочной толпе создает свою, исключительно оригинальную композицию. С прачечным уклоном (соответственно корыта, тазы, старые утюги, веревки с бельем) или отопительным орнаментом, перемазанные трубочисты, ржавые батареи, старая печная рухлядь.
Изобретательная молодежь шествует в нарядах из компакт-дисков, гамбургеров, или пивных стаканов.
«Зеннеке» - это традиция, которой уже 400 с лишним лет. Родилась она в Мароле, городском брюссельском пятачке размером в гектар, который всегда был самым «дном» города.
Поначалу здесь селились «золотари» вывозившие отходы. Мрачные вечно пьяные мужики. Сюда бежали от городовых карманные воришки, прятались громилы и беглые каторжники. Здесь родился, и что удивительно, существует и поныне, свой уличный язык, свои песни, свой жизненный уклад похожий на вечную барахолку.
Неоднократные попытки городских властей закрыть или даже растоптать эту социальную язву ни к чему не привели. Мароль отстоял свою свободу и независимость. Интересно, что эмигрантов в Мароле никогда не жаловали. Не жалуют и сейчас. Здесь живут только свои. Свой язык, свои песни, своя еда. Даже свое, местное, сваренное где-то неподалеку в темных, никому не известных подвалах, подозрительно дешевое пиво.
И конечно же, именно в Мароле появился и русский ресторан с незатейливым названием «Столярный цех». Открыл его в 1987 году один типичный «новый русский». В красном пиджаке и белоснежной рубашке от модного тогда Пьера Кардена хозяин представлялся как «Сережка из Питера». Заведение представляло собой типичный провинциальный кабак. Интерьер был прост и одновременно индивидуален. В арендованном заброшенном деревообделочном ателье сдвинули к стенам станки, кое-как подкрасили трубы, из которых постоянно капала нечистая вода. У входа прилично одетых посетителей сбивал с ног запах керосина, разбитная девица, принимая верхнюю одежду предупреждала: «Деньги и прочие ценности не оставлять!» В зале полутьма и меню всего на полстраницы. Борщ, пельмени, водка и селедка. Все, разумеется, с приставкой «по-русски». Цены – заоблачные. В углу, рядом с огромным рваным портретом какой-то богатой старухи трое балалаечников орали цыганщину.
Удар по кошелькам бельгийской публики был необыкновенно точным. Места заказывались за две недели вперед. Именно такая, «кабацкая Русь», была по душе и по карману любителям ресторанной экзотики. И именно такую Русь хотели показать своим юным дамам богатенькие отпрыски осевшей в Бельгии дворянской эмиграции.
Но все закончилось как обычно. Через три года «Сережка из Питера» купил вертолет и прихватив ящик кока-колы улетел в неизвестном направлении от нагрянувшей полиции. Марольцы выкинули картину с важной старухой, побелили стены и стали там продавать свое дешевое пиво. Правда, запах керосина остался в заведении навсегда.
Из истории известно, что именно в Мароле появилось первое в Брюсселе организованное общество попрошаек-музыкантов. Отсюда они уходили на свою ежедневную работу в расписанные на общей сходке городские места. Причем эта своеобразная «конвенция» соблюдается и по ныне. Ее лишь в последнее время слегка потеснили новые эмигранты из балканских стран и восточноевропейские цыгане.
На перекрестке, где роскошная авеню Луизы вливается в городской лес «Буа де ля Камбр» постоянное место работы моего старого знакомого Андре Демеллена. Потомственного марольского попрошайки, который охотно рассказывает, что хоть работа у него довольно пыльная, в прямом смысле слова, но жить можно, а в прошлом году он ходил с протянутой рукой сверхурочно, т.е. по положенным ему выходным. Нужно было справить свадьбу старшего сына, а потом отправить молодых на Канары. Поданную мелочь он отрабатывает честно. Играет на гармошке и поет марольские куплеты на фривольные темы и раздает карикатуры на злобу дня. С ним здороваются и его уважают квартальные полицейские. Да что там полиция! В прошлом году, когда кварталу Мароль исполнилось 425 лет в гости к юбилярам приехала сама бельгийская королева! Андре с гордостью показывал фотографию и по этому случаю сочинил с десяток посвященных монаршей семье куплетов.
В центре Мароля, на площади Же де Баль и в наши дни с утра до полудня торгуют всевозможным барахлом. Старинных, изъеденных мышами книг, пыльных абажуров и треснувших чашек саксонского фарфора здесь немерено. Но все это ни в коем случае антиквариатом не считается.
«Марольское барахло», среди которого, опытных глаз наверняка может выудить хоть жутко грязное, но все-таки жемчужное зерно, раскладывается ежедневно и при любой погоде. Колеса «блошинки» останавливаются только один раз в год. В середине июля два воскресных дня отводятся на знаменитый марольский бал. Тогда ставится настоящая эстрада, полыхает цветомузыка, в Мароль приезжают самые известные артисты: Сальваторе Адамо, Фредерик Франсуа, Нелли Ким. Но в конце концов на сцене появляются свои любимые гармонисты с чадами и домочадцами и над Маролем звучат простые, и никогда не стареющие уличные мелодии, а вся площадь кружится в бесконечном танце и толстые марольские тетки в обнимку с грубоватыми и небрежно одетыми мужиками, с неизменным стаканом пива в руках, кажется несут через года и века неистребимый марольский дух.
Когда я слышу рассказ о брюссельском квартале Мароль, я сразу вспоминаю Христианию. Это не просто район Копенгагена, это – государство в государстве. Здесь с шестидесятых годов стали селиться те, кого обычно называют «аутсайдерами» - юноши и девушки, презревшие каноны общественной морали. Юноши и девушки подросли, постарели, обзавелись детьми, но мораль по-прежнему презирают. Городские власти Копенгагена долго ломали голову, как справиться с экстерриториальной Христианией, жители которой даже не платят налогов. В конце концов, решили силой не действовать, а заключили с «христианцами» договор. Тем пришлось расстаться с некоторыми своими привилегиями, но главное они сохранили: свою независимость.
Но что-то я заболтался. Пора снова дать слово нашему корреспонденту, на этот раз – Джерри Миллеру из Лондона. Его репортаж посвящен самому популярному сегодня у россиян району британской столицы. Точнее говоря, популярен не район, а его название, давшее имя футбольной команде, которой владеет российский олигарх Роман Абрамович, – «Челси».
В оживленном и пропитанном городским духом юго-западном квартале Лондона Челси трудно разглядеть черты деревушки на берегу Темзы, стаявшей здесь несколько сот лет назад, черты колонии лондонской интеллектуальной богемы 19-ого века, черты центра лондонской моды 60-ых годов ушедшего века. Сегодня же к челсийской смеси прибавляется и ещё одна составляющая: с тех пор как олигарх Роман Абрамович приобрел в июле 2003-его года клуб «Челси» вместе с расположенным на краю географического Челси стадионом «Стэмфорд Бридж», в этом квартале стали один за другим покупать недвижимость другие свободные в средствах россияне. На русско-лондонском сленге главная площадь квартала Слоун-сквер и отходящая от нее улица дорогих магазинов женской одежды Слоун-стрит уже зовутся «слоновьими», хотя имеют отношение не к слонам, а к Хансу Слуну, чья загородная усадьба стояла в 18-ом веке в этих местах - основателю Британского музея и изобретателю молочного шоколада,
Слово «сhelsea» - искаженное староанглийское «сhelchyth» означает «меловую пристань». В 16-веке Челси облюбовала английская знать, сам Генрих Восьмой Тюдор построил здесь небольшой несохранившийся охотничий дворец. Был тут и загородный дом автора «Утопии» Томаса Мора, потому и памятник ему стоит у старой церкви на набережной.
До того как начался бурный рост Лондона, Челси не был частью города, его отделяла от британской столицы заболоченная местность известная под названием «Пять полей». Тогда здесь хозяйничали разбойники с большой дороги. «Мало кто отправится в Челси невооружённым и без сопровождения» писал Чарльз Диккенс в романе «Барнаби Радж».
Разительные перемены начались в первой половине 19-ого века, когда в Челси стали селится интеллектуалы, писатели, художники. Почву для этого создали чуть раньше Тобайас Смоллетт, написавший живя в Челси роман «Приключения графа Фердинанда Фэтома» и Джонотан Свифт, у которого челсийские места описаны в «Журнале для Стеллы». Поселившийся здесь в 1834-ом году выдающийся историк Томас Карлейл прожил на Чейни-роу 46 лет и получил прозвище «мудреца из Челси». Дом Карлейла, открытый сегодня для публики как дом-музей, неоднократно посещали Иван Тургенев и Александр Герцен.
Но на этом список видных деятелей культуры бывавших или живших в Челси не завершается, а только начинается. Джером К. Джером написал в первом купленном им после женитьбы доме вблизи Челсийского моста роман «Трое в лодке». Ален Александр Милн в своем семейном доме на Маллорд-стрит работал над «Винни-Пухом». На двух домах этих сейчас красуются стандартные лондонские мемориальные доски гласящие об этом. В Челси на Тайт-стрит написал почти все свои пьесы Оскар Уайльд. Здесь же в гостинице «Кадоган» он был арестован с любовником по обвинению в, как это тогда страшно называлось, «содомии». Королева детективного жанра Агата Кристи много лет прожила в челсийском переулке Крессвелл-плейс, на её доме тоже есть мемориальная доска. Яан Флеминг в доме на Чейни-волк написал первый роман о Джеймсе Бонде - «Казино Роял». Американец Марк Твен, укрывавшийся в Лондоне от кредиторов после того, как его издательская фирма разорилась, избрал местом своего проживания Тедворс-сквер в Челси и именно к челсийским его временам относится знаменитый эпизод: после того как в одной из американских газет появилось сообщение, что Твен в Лондоне в полной нищете, находится на грани смерти или даже умер, писатель срочно телеграфировал в Америку: «Новости о моей кончине прошу считать сильно преувеличенными».
Но хватит о знаменитостях. Когда зажили раны Второй мировой войны Челси стал центром молодежной культуры Лондона, одним из символов 60-ых. Здесь, на Кингс-роуд, в магазине модельерши Мери Куант была продана первая в истории мини-юбка, а в единственном театре Челси «Ройал Корт» состоялась премьера пьесы-протеста Джона Осборна «Оглянись во гневе». Чуть позднее, в 70-ые, золотая молодежь Челси, а точнее - девушки-выпускницы частных школ, получили прозвище «слоун рэйнджерс» - «рейдерши со Слоун-сквер», они разгуливали в шёлковых шарфах танцующей походкой по модным магазинам Кингс-роуд и Слоун-стрит, а на выходные уезжали в деревню. К их числу относилась, кстати, и юная принцесса Диана.
На этом мы завершаем сегодняшний выпуск радиожурнала «Европа и европейцы», в котором шла речь о своеобразии городских районов. А в вашем городе какие районы, кварталы пользуются особой известностью? Напишите нам. Может быть, получится новая передача? Адреса «Немецкой волны» (в том числе петербургский и киевский) часто звучат в ходе нашей программы, поэтому я повторять их сейчас не буду.