”Новая серьёзность” в литературе США (03.02.02)
Серьёзнее стала не только молодая немецкая литература. Современное поколение американские авторов, которым примерно до 40-ка, где-то к середине 90-х отказалось от иронии и произвольности постмодерна.
Реальная жизнь в последние десятилетия, меньше всего интересовавшая литераторов, реабилитирована. Культовых писателей 90-х - Томаса Пинчона, Уильяма Гэддиса и Дона де Лилло - к концу последней декады прошлого века сменили Дэвид Фостер Уоллес, Джефри Юджинидис, Джонатан Францен, Уильям Волмэн, Рик Муди, Ричард Пауэрз. Дэвид Фостер Уоллес из них, на мой взгляд, самый изобретательный.
В юношестве – блестящий теннисист, сегодня – один из самых значительных писателей США. Ему 39, живёт в сельской местности, в штате Иллинойс, преподаёт английскую литературу в колледже, имеет двух нечистопородных лабрадоров, любит телесериалы ”Секретные материалы” и Baywatch. Чего можно ожидать от такого писателя? Триллеров? Описаний деревенской жизни? Сценариев фильмов о животных? Для того, чтобы смотреть серии про секретных агентов и про спасателей на пляжах Флориды, у него имеются веские эстетические аргументы, - поясняет Уоллес в интервью New York Times Magazin. Кроме того, они успокаивают нервы и вселяют уверенность, что все проблемы поддаются решению.
”Отправляйся в морской круиз, - поручила редакция журнала Harper`s в 96-м году Дэвиду Фостеру Уоллесу, - и опиши всё, что ты там увидишь”. Уоллесу было ясно, что ”Харперз” интересует только та часть того, что он увидит в круизе, о которой глянцевый журнал и так сообщает из номера в номер. DFW сделал вид, что понял задание буквально, и написал: ”Я видел целую кучу огромных белых кораблей...” - и так далее сто страниц подряд.
Готовый рассказ под названием ”Вероятно веселое мероприятие, которое я никогда больше не повторю” рассердил редакторов ”Харперза”, но доказал, что подробное реалистичное описание как литературный приём отлично работает.
Идеи Уоллеса на первый взгляд незамысловаты. В рассказе ”Моё выступление” он пробирается за кулисы телевидения – и описывает, кто и как делает передачи, возвращая двухмерной поверхности телеэкрана человеческое измерение.
В середине 90-х масс-медиа и новые средства коммуникации были очень важной темой. Теоретиков новой информационной эпохи слушали, открыв рот. В этой ситуации ”новые искренние рассказчики” казались настоящим авангардом. Своё отношение к масс-медиа Уоллес характеризует так:
”Каждый из нас является героем своей собственной пьесы. Существа, нас окружающие, играют вторые роли или участвуют в шоу в качестве зрителей”. СМИ нами манипулируют, и до какого-то момента нам это не мешает, пока послания нас стимулируют, развлекают, доставляют нам удовольствие. Вообще, телевидение, по мнению Уоллеса, не обязано ничего менять, не обязано ни просвещать, ни даже развлекать. Оно видит свою задачу лишь в том, чтобы нравиться, привлекать внимание и возбуждать интерес.
Возвращение к истокам, к повествованию историй не означает, что произошло просто возвращение к Толстому, Стендалю и Марку Твену. ”Новые серьёзные” в определённой степени наследуют реализму, но в эпоху интернета, реалистическая проза воспринимается всё же иначе, чем в эпоху парового двигателя. Эти книги экранизируются. Российскому зрителю, наверняка, известен фильм ”Девственницы-самоубийцы”, снятый по сценарию Юджинидиса.
”Инфинит джест” - монументальный роман Уоллеса, вышедший в США почти четыре года назад, сам по себе ”кино”. Труднопереводимая на какой-либо язык эпопея в 1000 страниц, не считая справочного аппарата, ”Инфинит джест” (в переоде ”Безграничная насмешка”) – о фильме, который весел настолько, что приостанавливает саму жизнь. Порции смеха, снимающие напряжение при развязке забавной ситуации или анекдота, в глобальных масштабах оказываются смертельными.
Ирония ”новым серьёзным” не чужда, но в постомодернистские игры они не играют. Исторический роман Уиляма Воллмэна ”Ice-shirt” снабжён картами, хроникой и биографическим словарём. Это не fake Мишеля Турнье, не тонкая литературная игра Умбрето Эко, а искренняя попытка проверить на предмет правдивости новую историю Северной Америки, её легенды и мифы. Талантливый рассказчик может быть не менее радикален, чем тонкий интеллектуал. Джонатан Францен обращается в своих книгах к традиции реалистического романа ХIХ века. Эдакий Толстой в манере Пинчона.
Но и это не игра с текстом и стилем. Автор искренен. Он меньше экспериментирует со своими персонажами, а сострадает им. Точнее, страдает вместе с ними. Формальной инновацией в сравнении с классическим романом можно считать лишь тон повествования, настроенный на нашу современность.
А современность у нас, как известно, такая, что, когда людям хочется поговорить или поплакаться, они идут не к близким, не к психологу, а прямиком на ближайшее телевизионное ток-шоу. Они рассказывают телевидению о себе, а оно им – о них самих.