Почему люди в 20-м веке меняли имена?
2001 год войдет в историю не только как год охоты на ужасного террориста Усамы бен Ладена, чье имя пишут самыми разнообразными способами, но и как год, когда добровольно сменил династическое имя на гражданское царь одной балканской страны.
Царь Симеон, прежде не имевший фамилии в гражданском смысле слова, для того, чтобы принимать участие в политической жизни Болгарской Республики, где он трудился и в 2001 году в качестве премьер-министра, превратил в гражданскую фамилию свое родовое имя. Точнее говоря, царю Симеону пришлось не отказаться от имени, а только слегка видоизменить его, став обладателем, может быть, и не совсем удобовыговариваемого, зато политически корректного имени Симеон Саксокобургготский. Но, как известно, удобовыговариваемость – не главное качество имени. Вот что думает об этом мой коллега, Добрыня Моисеевич Джугашвили.
Причиной многих неожиданных метаморфоз был отнюдь не только злосчастный пятый пункт в советском паспорте. Согласитесь, называясь Вильгельмом Иоганновичем Шмидтом, или Натаном Израилевичем Гиршбайном мало смысла писать в графе национальность – русский...
А «советскую» национальность, несмотря на инициативы на высшем уровне, Советы так и не утвердили. Так, что Вильгельмы становились Василиями Ивановичами, а Натаны Израилевичи – Анатолиями Игоревичами, в злополучной графе писали, кто «русский», кто «литовец», кто «осетин». Возможностей для манипуляций было не много, но в военное и послевоенное время, сославшись на утерянные документы делалось это сплошь и рядом. Появились литовцы Римерисы, в прошлой жизни – немцы Рёмеры, русские Галковы, в прошлом – евреи Калькопфы, кто-то, будучи сиротой немцем Дирксеном переписывался на фамилию приёмных родителей и становился русским Агафоновым, кто-то принимал фамилию и национальность супруга. Не говоря уже о детях от смешанных браков, которых сами родители, озабоченные возможными сложностями в будущей карьере любимого чада, старались зарегистрировать носителем менее подозрительной фамилии и национальности. В некоторых регионах СССР, особенно в Центральной Азии, на Кавказе, национально-смешанные браки во втором, а то и в третьем поколении – обычное дело. Кем назваться, имея в разных пропорциях украинскую, грузинскую, еврейскую и греческую кровь? Американцам с этим вопросам всегда было проще: национальность – American, фамилию и имя меняй и приспосабливай как хочешь, хочешь Джоном Смитом назовись для удобства, хочешь оставайся Ивановым или Гольдфишем. С другой стороны у тех же российских немцев существуют фамилии типа Комаровский или Волох , а у евреев – Квитко или Данилов – на слух вполне благонадёжные.
Всё изменила перестройка. Интересоваться генеалогией и чтить память каких-нибудь скандинавских, итальянских или немецких предков стало безопасно и модно. Врата на запад распахнулись, граждане, измученные талонной системой и удручённые отсутствием перспектив, вспомнили о корнях, кто о немецких, кто о еврейских, кто о греческих. Рыба, как известно, ищет где глубже, а человек – где рыба.
Процесс пошёл в обратном направлении. И некоторые русские и украинские супруги стали принимать «выездные» фамилии. Да, что там - целые кланы стали предусмотрительно записываться на фамилию, кто бабушки, кто – дедушки. Приежают в Германию – немецким чиновникам легко и просто – вместо труднопроизносимых Мухамметрахимовых или Тыртыщенков – сплошь Майеры и Мюллеры. Хотя немецким чиновникам при крупной иранской и тамильской диаспоре – к сложным фамилиям не привыкать. А получив германское гражданство и аусвайс – все становятся «дойч», так прямо в здешней графе «Националитет» и написано – и вариантов не предусматривается ибо понятия национальность и гражданство в германском делопроизводстве совпадают.
Такое совпадение или несовпадение подданства и этнического происхождения стоило в 20 веке жизни столь многим миллионам людей, что мы, вслед за Добрыней Моисеичем, должны оговориться: подшучивая над изменившими своё имя, те из нас, кому удалось сохранить своё, не должны забывать о тех людях, для кого сохранение паспортного имени было равносильно смертному приговору.
Павел Полян:
За «разоблаченного» еврея или политработника в германских концлагерях награждали: хлебом, а иногда и одеждой расстрелянного, -
Лейтенант Сергей О., служивший комвзвода, попал в плен в 1942 году после неудачного наступления на Южном фронте. Пожилой солдат-татарин указал ему на общность мусульманского и иудейского обряда обрезания и присоветовал сказаться татарином из соседнего с собой села. Что Сергей О. и сделал (заодно подучив татарские слова). У немцев это сошло, а у своих — после освобождения — нет: ”за измену Родине” он получил 15 лет Джезказганских лагерей.
Младший лейтенант Борис Ильич Беликов, 39-летний еврей из Ялты, попал в плен под Харьковом, но не со своей частью, а с госпиталем, где лежал. Отчество он изменил на «Иванович», но спасение его было в том, что ни в сборном лагере в Чугуеве, ни в офицерском лагере во Владимире-Волынском, ни в арбайтскоммандо под Кельце — ни разу он не встретил знакомых. Два самых страшных его воспоминания: первое - в лагерь поступили новички (не дай бог кто из них знакомый!), второе - медосмотр и помывка в бане (он всегда старался проскочить в гуще людей и как можно скорей намылиться). Однажды ему послышалось, что кто-то обратился к нему не «Боря», а «Борух», и он бежал. Попал к партизанам из «Армии Крайовой», а потом к своим. В 1946 году арестован и остаток жизни Сталина провел в Норильске.
А вот другой случай – Софьи Иосифовны Анваер — еврейки и военнопленной, — взятой в плен под Вязьмой и под фамилией своего однокурсника-грузина Анджапаридзе уцелевшей даже в концлагере Штутхоф, после так называемой первичной селекции под Вязьмой.
С.И.Анваер:
«…Был конец ноября. Стояло хмурое утро. Внезапно во дворе раздалась нарастающая стрельба, усилилась хриплая брань, крики. На этаже появились солдаты и эсэсовцы. Угрожая автоматами, они стали выгонять полуживых пленных во двор. Тех, кто не мог подняться, пристреливали. На лестнице образовалась страшная давка. Передние не успевали выходить, а на задних напирали немцы с криком и стрельбой. Между верхними и нижними этажами было широкое окно. Через него мне и удалось увидеть, что происходило во дворе. Шел еврейский погром. Эсэсовцы отбирали евреев и отгоняли их вправо. Более месяца, проведенного в этом лагере, сделали мне смерть милее жизни. Не раз уже я сама лезла под пули, но когда я увидела, как они убивают евреев, как над ними издеваются эсэсовцы с помощью собак (описывать это я не в состоянии), и представила, что же они могут сделать с женщиной, то постаралась задержаться на лестнице, пусть пристрелят здесь. Задержаться не удалось, поток людей вынес меня на крыльцо. Тут же ко мне подлетел высокий эсэсовский офицер:
- Жидовка?- Нет, грузинка.
- Фамилия?
- Анджапаридзе.
- Где родилась?
- В Тбилиси.
Последовало еще несколько вопросов… Ударом руки офицер толкнул меня не направо, куда я боялась даже взглянуть, не влево, куда отгоняли всех, а прямо вперед. Поднявшись на ноги, я обнаружила еще двух женщин-военнопленных. ”Селекция” продолжалась, нас - женщин постепенно стало шестеро. Стояли, тесно прижавшись друг к другу. Что говорить, было страшно. Страшно смотреть на то, что творилось кругом. Страшно думать о том, что могут сделать с нами. Когда ”селекция” окончилась, военнопленных загнали обратно в здание, эсэсовцы и солдаты ушли, во дворе остались только трупы и мы шестеро посередине пустого пространства в полной неизвестности…»
Грузинское или татарское имя в немецком плену могло спасти одну или две еврейские жизни.
Часть вторая:
Трижды в течение жизни довелось изменить фамилию французскому инженеру, бывшему одесситу Клеману Осберу, в начале 20-х годов перебравшемуся из Советской России через Польшу во Францию.
Клеман Осбер:
Я думаю, что мой дедушка, они вообще все выходцы из города Очаков, и там были двоюродные братья моего отца.
Мой дедушка был Калман Осипович-Беркович, а мой отец еврейское имя его было Борух, по-русски Борис.
Когда я родился, меня назвали именем деда. Кальман, Каля. В паспорте моей мамы 1916 года уже стоит это имя. Повсюду я назывался только Осипович. Но во Франции в Нансеновском паспорте стояло Осипович-Беркович. Я был единственный натурализованный в семье, меня натурализовали в 1934 году. И был закон о том, что все натурализованные со сложными фамилиями изменить. И мы собрались и решили поменять Осбер.
На войне я был Осипович-Беркович, а после 1960 стал Осбером. Мой младший сын психиатр, хотя он был Осбер, он ходатайствовал, чтобы вернуть фамилию Осипович. Так что в семье он единственный Осипович. Марк Осипович. Ты слыхал, наверное, что был писатель Наум Маркович Осипович. Он был популист, его сослал царь за участие в народной воле, сослал его в Сибирь. Я встретил его сына, он был журналистом в «Одесской правде». В Одессе есть телефонный справочник с фамилиями, смотрю – две фамилии Осипович. Звоню: мне говорят, мы не родственники. По второму звонку: как же, мой отец и твой отец двоюродные братья. Он был во время войны полковником, а потом его посадили в лагерь за космополитизм. Я просил: дай книги твоего отца. Но он говорит, у него единственный экземлпляр.
Но во Франции-то Вы не могли оставаться со столь очевидным еврейским именем?
Клеман Осбер:
В Лионе началось мое сопротивление. Там я встретил одессита Бергера, по франц. Бержье. Он со своим товарищем-инженером и одним ученым имели связи в Швейцарии, они что-то изобрели и всё время ходили через границу между Шв. и Фр. и помогали английским самолетам, которые летали над Францией. Бергер мне предложил, если хочешь, ты тоже можешь. Я начал в моем бюро проектов на заводе, я завербовал людей около меня, и мы начали производить радиоприемники и передатчики. Нам давали детали, и мы их сдавали готовые приемники человеку. Кроме этого, я хорошо рисовал, и я начал делать фальшивые печати. Мы имели паспорта и делали фальшивые паспорта. Вначале в Лионе.
В конце 1942 года немцы заняли всю Францию, и тогда директор моего завода сказал, нам не стоит оставаться в Лионе, нам надо возвращаться в Париж. Я сказал, что могу получить настоящие фальшивые документы. На другую фамилию, и с этими документами я вернулся в Париж. Я очень опасался – все время облавы. Метро останавливается, немецкие жандармы проверяют на оружие, а французские полицейские – паспорта. И я сразу понял, что полицейские интересовались только парижанами. Немцы ловили людей, которые не хотели ехать в Германию. Немцы говорили, чтобы освободить пленных, надо ехать на работы, поэтому многие французы поехали в Австрию, в Германию на работы.
- Как вы выбрали себе новое имя?
Я выбрал место рождения Вимрё около Булони. Там весь город был разрушен немцами. Фамилию, меня называли Шарль, я назвал себя Шарль Клеман. Я проверил, что мои фальшивые документы были очень хорошие, я сделался смелым, иногда слишком.
Легко быть смелым с правильным именем, скажет кто-нибудь. С Клеманом Осбером, Кальманом Боруховичем Осиповичем-Берковичем, а во время нацистской оккупации Франции – Шарлем Клеманом, вы встретитесь в одной из наших январских передач. А мы вернемся к большим именам династий и городов.
Согласно распространенному заблуждению, единственными серьезными переименователями были в двадцатом веке большевики. Оргия переименований людей, городов, деревень и горных вершин, действительно, бушевала в России как нигде. Но – как нигде ли? Разве французы в 1793 году не посягнули даже на имена месяцев и дней недели? И разве только Россией правили псевдонимы ульяновы-ленины и сталины-джугашвили? Я спросил студентку кембриджского университета Дину Гринблат об имени королевского дома Великобритании, этой цитадели традиционализма.
Как и их родственница, королева Виктория, теперешний королевский дом относится к дому Сакс-Кобург-Готских. Но с 1917-го года эта семья стала известна под новым именем Виндзоров. Почему же немецкую фамилию Сакс-Кобург-Готских поменяли на английскую? Сегодня хорошо известно, что это произошло именно потому, что первая была немецкой , а вторая – английской. Во время Первой Мировой Войны возникло опасение, что связь королевской семьи с Германией сможет нанести ущерб британскому патриотизму. Англизировать королевскую семью можно было только, дав им фамилию по месту их проживания в том самом месте, которое облюбовал для своего первого замка еще Вильгельм Завоеватель, т.е. в Виндзоре.
Конечно, в современной Европе упоминание этих обстоятельств вызвало бы ненужные чувства враждебности. Поэтому на сайте Виндзоров можно прочесть только сухое сообщение: "Фамилия официально присвоена членам британской королевской семьи по заявлению короля Георга V".
Итак, дух времени, дух мировой войны привел в 1917 году не только к превращению Петербурга в Петроград, но и к смене имени правящей династии в Великобритании. Бывший царь, а ныне глава правительства Болгарии гражданин Сакскобургготский нашел свой компромиссный, а главное – добровольный вариант смены имени.