«Появились трихины, существа микроскопические»
Международный конгресс в Бонне рассматривает понятие «вирус» как универсальную культурологическую метафору
«Вирус! История – медицина – политика – искусство»:
так назывался конгресс, прошедший с 17 по 19 января в Художественно-выставочном центре города Бонна. Съехавшиеся участники представляли не только все земные континенты, за исключением Антарктиды, но и практически все сферы духовной практики человечества: науку, искусство, политику, сферу общественной деятельности – и, конечно, журналистику. Именно среди журналистов и пишущих людей конгресс вызвал особенно острый интерес: ведь обещано было, не много не мало, обнаружить общие модели, по которым действует зло в любой сфере, и дать этому злу имя: «Вирус!»Они распространяются незаметно и стремительно,
Они жестоки и безжалостны, не зная пощады ни к какому живому существу или творению его рук. (Бульдозер сгребает горы коровьих туш, люди в ужасе шарахаются от мясных прилавков – коровье бешенство и ящур, рубец в сознании всех европейцев).
Они коварны и хитры, появляясь в почтовом ящике электронной почты в безобидном платьице чьей-то весточки, помахивая ленточкой, на которой написано «I love you» или «Прочитай меня» (одно движение руки жаждущего любви и внимания пользователя – и компьютер превращается в пластмассовую коробку, набитую мёртвыми железяками и проводами).
Или же
они пробираются в организм под видом безобидных микроскопических существ, лишь с трудом видимых электронному микроскопу и не имеющих даже клеточной структуры - крошечные пузырьки нуклеиновой кислоты в белковой оболочке, они порою забираются в тихий уголок и «укладываются спать» на месяц, год, а то и десятилетие, чтобы в один прекрасный день пробудиться ото сна и с непостижимой для человеческого сознания быстротой породить полчища подобных себе.С той же поразительной быстротой, с которой идеология, которая ещё вчера казалось извращённым, но не опасным порождением помутнённого сознания, незаметно отравляет массы – и вот они уже маршируют, вскидывая руку в приветствии, выкрикивая лозунги и размахивая флагами (как же они неотличимо похожи друг на друга, жертвы вирусов тоталитарных идеологий разных стран и времён).
Безобидный сам по себе, вирус (микробиологический или идеологический) становится смертоносным оружие в руках злоумышленников. А уж когда две вирусные ипостаси – биологическая и идеологическая – сливаются воедино, тут и вовсе нет никакого спасения: и снова впечатляющие кадры, показывающие жертв бактериологических атак и искажённые от ужаса лица людей, боящихся брать в руки белые почтовые конверты – не таится ли в них возбудитель сибирской язвы?
Кстати, столь же стремительно происходит порою и излечение: таблетка антибиотика – и вчерашнее ОРЗ ощущается лишь как лёгкая слабость. И кто сегодня помнит об истерике, бушевавшей по поводу коровьего бешенства, кроме несчастных крестьян, лишившихся своего скота?
Такой, остроумный и впечатляюще смонтированный фильм должен был стать затравкой для трёхдневных дискуссий на тему о вирусе (кстати, на латыни это слово означает «яд») как об основополагающей модели всех бедствий
человечества. Рут Майер, специалист по англистике и исследованию СМИ и соорганизатор боннской конференции, видит, по крайней мере, некоторые сходства между эпидемиями биологическими и распространением информационных потоков в современном обществе.
- Вирус как структурная метафора различных процессов действительно весьма интересен. Возьмём, скажем, распространение слухов: ведь мы знаем, что слух распространяется стремительно и оказывает порою даже большее воздействие, чем реальные факты. Значит, в сознании, как и в организме, существует готовность к восприятию такого вируса.
В течение двух с половиной дней симпозиума было произнесено немало интересных и остроумных докладов.
Историки напомнили о том, что вирусные заболевания, завезённые из в Новый свет конквистадорами, способствовали уничтожению исконных обитателей Американский континентов с куда большей эффективностью, чем огонь и меч, а эпидемии чумы уничтожали в средневековье жителей центральной Европы с тем же рвением, с которым жертвы бациллы инквизиции жгли в той же местности ведьм.
Мировая история – неисследованная нива для «вирологии в широком смысле»?
Конечно, одна из первых аналогий, приходящих на ум при слове «вирус», это вирус компьютерный. Небольшая программка, порою состоящая всего из пары строчек, наносит ущерб, сравнимый лишь с самыми страшными стихийными бедствиями. В 11 с лишним миллиардов долларов оценивает один из докладчиков, программист Инго Руман, ущерб, нанесённый лишь тремя наиболее эффективными вирусами 2001 года - «Линда», «Коуд ред» и пресловутым «I love you».
Правда, слайды с текстами вирусных программ не слишком походили на фотографии вирусов реальных.
Бесконечную пищу для «прикладной вирологии» поставляет общественная жизнь и сфера СМИ. Тут самое широкое поле для исследовательской деятельности: до сих пор неизведанны пути, по которым тот или иной вирус-слух или вирус-идея проникают в печать и общественное сознание, и в какой момент начинается эпидемия или пандемия. И почему такой эпидемии не вызывают реальные факты, которые, казалось бы, должны взрывать сознание: уровень мирового океана поднимается, озоновый слой истончается, а последний баррель нефти, возможно, будет выкачан из земли ещё на глазах нынездравствующего «персонального состава» биосферы? Может быть, у общества выработался иммунитет на «апокалиптические» темы?
Увы, но, несмотря на целый ряд интересных докладов боннский конгресс «Вирус! История – медицина – политика – искусство» не превратился в общее поле обмена информации, чуда исчезновения границ между отдельными областями не случилось, а феномен «вируса» так и остался обозначением для разных явлений, лишь случайно объединённых общим названием. Или всё-таки не случайно?
Рокки с Реепербана
Портрет немецкого кинорежиссёра Фати Акина
Фати Акин
– один из наиболее известных молодых режиссеров Германии. Турок по происхождению, Фати Акин вырос в гамбургском портово-пролетарском районе Альтона (неподалёку от знаменитого Реепербана), среди выходцев из Турции, Италии, Югославии, Греции, Албании, арабских и африканских стран. Неудивительно, что смешение культур – сквозная тема всех его киноработ. Начинал Акин с небольших телеролей, причем играть ему приходилось, как правило, мелких преступников. Первый собственный фильм Kurz und schmerzlos («Быстро и безболезненно») вышел в 98-м году. Режиссёр рассказывает:- Я давно подумывал написать сценарий, но совершенно не собирался самостоятельно снимать фильм, в моих режиссерских способностях я отнюдь не был уверен. Вообще-то, я хотел написать сценарий и сыграть главную роль – так как это сделал Сильвестер Сталлоне в фильме «Рокки».
Тем не менее, режиссерский дебют Акина получился удачным. Правдиво и без лишних эмоций фильм рассказывает историю трех друзей: это грек Коста, серб Бобби и турок Габриель – все они живут в Альтоне, своего рода гетто.
Все трое происходят из вполне благополучных и даже набожных семей. Жизнь идёт своим чередом: Габриель только вышел из тюрьмы, Коста работает на почте, днём он порою вскрывает кажущиеся ему многообещающими конверты, а по ночам взламывает автомобили. И только Бобби решил выбиться «в люди»: он задумывает крупную сделку с албанской мафией и вступает в контакт с местным «Аль Капоне». Такая вот жизнь в своём мире, отделённом почти непроницаемой стеной от «нормальной» немецкой жизни. Примечательно, что немец, точнее немка в фильме лишь одна – подружка Бобби, впоследствии уходящая к Габриелю.
Во время съёмок фильма Фати Акин и его оператор Франк Барбьян следовали четкой визуальной концепции. Для каждого из троих героев фильма они попытались создать собственный «язык»: «Косту снимали со штатива, часто меняя позицию, - рассказывает Акин, - Беспокойного, торопливого Бобби - ручной камерой, с плеча, почти в стиле «догмы» или «хоум-видео». А положительного Габриеля, классического героя, снимали в классическом же стиле – широкими планами, продолжительными эпизодами».
К концу фильма, по мере того, как драматизм ситуации нарастает, кадры фильма становятся все более темными.
Безусловно, присутствующий в картине нерв, её скупая, почти документальная выразительность привлекли к дебютной картине Фати Акина большой интерес. Сыграла свою роль, конечно же, и остроактуальная тематика – проблема интеграции иностранцев. Наиболее благосклонные из критиков сравнивали «Kurz und schmerzlos» даже с ранними гангстерскими картинами Мартина Скорцезе.
Второй фильм Фати Акина «В июле» (причем название месяца на немецком совпадает с именем героини - Юли) снят в совсем ином жанре:
-
Сюжет повторяет во многом Шекспира – «Сон в летнюю ночь». Все эти подмены и путаница, сочетание юмора с драмой или драмы с юмором, которыми так знаменит Шекспир – всё это есть и в нашем фильме.Главный герой, школьный учитель, очкарик-недотёпа лет под 30 (его играет Моритц Бляйбтрой), влюбляется в незнакомку и отправляется за ней на машине в далекое путешествие из Гамбурга в Турцию через Балканы. Поездка проходит на фоне богатого местного колорита, напоминающего или даже напрямую цитирующего фильмы Эмира Кустурицы. Так, где-то между Югославией и Румынией главный герой встречает едущую на автобусе по проселочной дороге героиню фильма «Белый кот, черная кошка» Бранку Катич. Этот фильм был первым крупным успехом Акина – в кино его посмотрели полмиллиона человек.
«Мы забыли вернуться» называется снятый в 2001 году третий, документальный фильм Фати Акина. На примере своей семьи он рассказывает об истории турецких гастарбайтеров. Отец режиссёра – Мустафа Акин - в 65-м году отправился в Германию на заработки. Отправился на три года, но как-то задержался, несмотря на недовольство своей семьи. В начале 70-ых его - под предлогом болезни деда - «заманили» обратно в Турцию и женили. Однако Мустафа уговорил молодую жену уехать вместе с ним в Германию. И вот, уже без малого сорок лет, они живут в Гамбурге, здесь выросли их дети, для которых немецкий язык – такой же (или даже более) родной, чем турецкий.
Однако, как и все дети эмигрантов, в какой-то момент Фати Акин начал задавать себе вопрос «Кто я?». Чтобы найти ответ, он, с видеокамерой в руках, беседует со своими родными «по обе стороны»: в гамбургском районе Альтона, в Стамбуле и в небольшой рыбацкой деревне на морском побережье, откуда уехал в Германию его отец. Ответ для Фати Акина кроется в понятии «мультикультурность» - то есть, в данном случае, принадлежности двум культурам.
Сейчас Фати Акин снимает первую картину не по собственному сценарию. Фильм «Солино» рассказывает историю итальянской семьи, открывающую пиццерию в маленьком городке в Рурской области в середине 60-х годов. Скатерти в красно-белую клеточку, немцы, ни разу в жизни не видавшие пиццы, и причёски-шиньоны – за этим внешним, комическим пластом Акин видит проблемы куда более глубокие. Сюжет своего нового фильма он сравнивает с «Крёстным отцом» - драмой о распаде устоев, о кризисе семьи, о конфликте традиции и современности. Для съемок была выбрана окраина промышленного города Дуйсбурга, одной из ныне опустевших гастарбайтерских столиц: мрачные дома и серые фасады в своё время, в 60-е годы, действительно были свидетелями радости и горя своих обитателей.
«Мы живем в замечательное время, когда бывшие уличные демонстранты, кидавшие камни в полицию, становятся министрами иностранных дел», - говорит Фати Акин, намекая на Йошку Фишера.
«А дети гастарбайтеров снимают фильмы о своих родителях и становятся знаменитыми режиссерами», - закончу его мысль я.