Призы и справедливость - есть ли кино-бог и куда он смотрит?
Вот он и завершился – традиционный весенний слёт профессионалов мировой кинопромышленности. В течение двух каннских недель тысячи людей, вместо того, чтобы наслаждаться климатическими прелестями французской ривьеры, сидели в тёмных кинозалах, предварительно потолкавшись в порою безнадёжных очередях, чтобы в эти кинозалы попасть, стояли за прилавками кинорынка, корпели над контрактами в гостиничных номерах, судорожно вколачивали тексты репортажей в клавиатуры компьютеров, галопом пробегали под пальмами набережной Круазет, даже не замечая, что там за музыка свиристит из пятидесяти пяти музыкальных колонн (а оттуда мурлыкала музыка из знаменитых кинофильмов) и занимались прочими нелогичными вещами, - словом, вращали шестерёнки мирового кинопроцесса.
Фестивальный антураж же - окрестные красоты, море, солнце и французская еда, даже на уровне фаст-фуда выгодно отличающаяся от, скажем, немецкой, - как решили мы с моими коллегами, выполняет единственную функцию: смягчить для пострадавших последствия ежедневного кино-мазохизма.
Даже не будучи новичком на поистине безбрежном каннском фестивале, посмотреть всё и обо всём составить себе мнение невозможно по определению, поэтому я решила опереться на надёжные плечи коллег – двух ведущих немецких кинокритиков, Йозефа Шнелле и Ханса-Георга Родека, и рассказать вам о некоторых из аспектов фестиваля, оставшихся, быть может, чуть-чуть в стороне от репортажного мейн-стрима.
Но о центральных наградах, конечно же, не упомянуть нельзя.
Как вы, должно быть, уже знаете, золотая пальмовая ветвь досталось картине Романа Поланского «Пианист», фильму, основанному на автобиографии еврейского пианиста и композитора Владислава Шпильмана, чудом уцелевшего во время уничтожения варшавского гетто. Вот что сказал по поводу этой картины сам режиссёр:
Полански:
- Я был ребёнком в Краковском гетто, в фильме же речь идёт о Варшавском гетто. Тема была хорошо знакома мне по личному опыту, который помог мне воссоздать реалии той эпохи, но, тем не менее, это не был фильм обо мне.
Присуждение высшей награды фестиваля вызвало двойственную реакцию и была расценена скорее как победа политкорректности над художественной стороной кино. Прежде за политкорректность ругали Берлин, ставя Канн ему в пример.
Мой коллега Йозеф Шнелле не скрывал своего разочарования:
- Моим фаворитом этот фильм, конечно, не был. По-моему, Полански экранизировал эту историю уж слишком заезженным способом, казалось, что из эсэсовских мундиров идёт пыль. И улица варшавского гетто, построенная в Бабельсбегском павильоне под Берлином, слишком напоминала о десятках других военных фильмов. Куда сильнее вторая часть фильма, где герой фактически остаётся наедине с самим собой, когда он прячется от преследователей, живёт на конспиративных квартирах - эту часть фильма можно называть «настоящим Поланским». Но, как это всегда бывает на больших фестиваля – неизвестно, как говорится, «не взмахнула ли мадам платочком» в ответственный момент.
Злые языки поговаривали, что Полански решил снять свой «Список Шиндлера», да немного не рассчитал силы, а награждение картины – примирительный жест по отношению к Израилю и еврейским общинам Европы и Америки (не будем забывать, что в начале фестиваля со стороны Еврейского конгресса звучали призывы к его бойкоту в связи с ростом антисемитизма во Франции, да и награждение призом жюри откровенно про-палестинского фильма Элии Сулеймани «Божественное вмешательство» (этот перевод нравится мне больше чем «Священная интервенция») в большом конкурсе подлило масла в огонь и требовало противодействия).
Истиным же фаворитом критики стал финский режиссёр Аки Каурисмяки. Его фильм «Человек без прошлого» рассказывает о людях на обочине жизненного мейнстрима – фильм, где в каждом кадре разлита искренность, трогательное сочувствие к потерянным людям. Главный герой, как в классическом американском «роад-муви», теряет память, но находит любовь. Фильм, состоящий из полных человеческого тепла эпизодов, стилистически безупречный и эмоционально освежающий, как в своё время первые картины «Догмы». Одним словом – бесспорный победитель. Но стоит ли ждать справедливости от капризных божеств кино? Как-никак, фильм получил вторую по значение награду фестиваля, а несравненная звезда фильма Кати Оутинен - приз за лучшую женскую роль. По каннской лестнице Каурисмяки поднялся, приплясывая рок-н-ролл с грациозностью финского медведя (если такие, конечно, бывают), а журналистам сказал примерно следующее:
- Я так ненавижу все эти гала представления и тому подобные вещи, что я просто не мог затащить себя вверх по этой лестнице, иначе чем танцуя рок-н-ролл...
Но с золотой веткой или без неё: Аки Каурисмяки новое имя номер один европейского кино.
Ещё один яркий эпизод, делающий честь Канну как фестивалю, не боящемуся острых политических углов, параллельное включение в большой конкурс картин израильского и палестинского режиссёров. Эпос Амоса Гитая «Кедма» разыгывается в Израиле в 48-ом году. Бегущие от Холокоста сами становятся причиной массового бегства жителей Палестины. Фильм вполне политкорректен, как и его создатель, Амос Гитай:
Гитай:
- Я думая, что это с самого начала была безысходная ситуация. Но проблема состоит в том, что сегодня каждый продолжает играть свою игру. Многим эта игра по душе, и они каждый день меняют правила: сегодня палестинцы – плохие, а израильтяне хорошие, а завтра – наоборот. Я считаю, что мы, люди из региона непосредственного конфликта, должны, наконец, воспротивиться роли статистов в этой игре, глубже и парадоксальнее показывать нюансы конфликта, который телевизионные каналы демонстрируют лишь в виде примитивных клише...
Куда менее сдержан в идеологии и выражениях был Элия Сулейман – живущий в Париже и Нью-Йорке палестинец. Его фильм «Божественное вторжение», состоящий из набора на первый взгляд абсурдно-безсвязных эпизодов, рассказывает историю любви двух палестинцев – из Рамаллы и Иерусалима, роман между израильскими контрольно-пропускными пунктами и под дулами израильских автоматов. Надо ли ещё что-то говорить об идеологии этой картины, которую немецкая критика по художественным достоинства поставила на второе место после фильма Каурисмяки? Для непонятливых – комментарий режиссёра, Элии Сулеймана:
Сулейман:
- Мы все знаем, что в настоящий момент мы находимся в той фазе исторического развития, когда фашистский дух, латентно уже давно присутствовавший в израильском обществе, неприкрашенно вырвался наружу. Сейчас плохой момент для решения конфликта, но я не знаю, будет ли когда-то хороший момент: дело в том, что в случае Израиля мы имеем дело с фашизмом, базирующемся на демократическом фундаменте. В стране нет диктатора, которые принимал бы какие-то решения против воли народа. 70 или даже 90 процентов жителей страны действительно поддерживают нынешнюю политику. Я не могу сказать, что у меня нет никакой надежды – иначе я не мог бы ни жить, ни снимать фильмы. Но моя надежда связана не с израильтянами, а с палестинцами: они смогут выстоять и завоевать свободу.
Одной из звёзд Канна 2002 стал и Мартин Скорсезе, привезший на Лазурный берег двадцать минут из своих по-прежнему неоконченных «Нью-йоркских банд» - эпоса о рождении американского государства из духа бандитских противостояний в Нью-Йорке 1860-ых годов. Однако демонстрация фрагментов картины и пресс-конференция с участием исполнителя главной роли Леонардо ди Каприо стали не единственной причиной приезда Скорсезе в Канн. Мэтр мирового кино возглавил жюри конкурса короткометражных фильмов «Сине фондасьон» - вмесе с коллегами-режиссёрами Яном Шютте и Аббасом Киаростами. Вот что говорит о конкурсе, участниками которого являлись студенты международных киношкол, Ян Шютте:
- Чувствуется, что фестивалю очень важны эти молодые режиссёры, и это было для меня самым удивительным – ведь Канн известен, прежде всего, своим глэмором, блеском, звёздами, ориентацией на большие имена и традиции, а тут – никому не известные студенты. И хотя главный приз – 25 тысяч евро – выглядит скорее скромно, победа в этом конкурсе поистине бесценна, так как победивший получает приглашение со своим первым полнометражным фильмом в большой конкурс. То есть, это, в сущности, карт-бланш, проездной билет на кино-Олимп.
Выдаётся этот «карт бланш» не вполне бескорыстно: ведь талантливые режиссёры - это будущее европейского кино и будущее Канна. Победителем конкурса, кстати, стал немец - Айке Беттинга учится в Интернейшл Фильм-скуул в Лондоне. Его короткометражка рассказывала старую как мир историю эротического влечения. На ту же тему Беттинга собирается снимать и свой первый большой фильм:
- Единственная возможность оказаться включённым в кино-индустрию – это сделать фильм. Это своего рода порочный круг: пока ты не сделал первый фильм, никто тебя не знает, пока никто тебя не знает – никто не даст тебе денег на фильм. И короткометражка становится зачастую единственной возможность вырваться из этого порочного круга, предъявить киномиру свою «визитную карточку»...
Впрочем, прелести короткометражного кино в этом году, похоже, оценили и мэтры профессии – так, восемь режиссёров, среди них и Вим Вендерс, Аки Каурисмяки, Чей Кайдже, Спайк Ли, Вернер Херцог – приняли участие в проекте «На десять минут старше», в котором им в форме лаконичных новелл предлагалось выразить своё отношение ко времени. Как говорит со-продьюсер фильма Ульрих Айхингер..
- Режиссёры пользовались полной свободой. Единственное ограничение, на котором мы настаивали, касалось длительности фильма: он должен был быть не короче 9 с половиной и не длиннее 10 с половиной минут.
Проект получился весьма занятный и имел такой успех, что сейчас уже готовится его продолжение. На этот раз общей темой должен стать... «блюз». Мартин Скорсезе уже изъявил желание участвовать в проекте – конечно, после того как закончит работу над своим бесконечным эпосом о нью-йоркских бандах.
Вообще, похоже, можно говорить о ренессансе короткометражного фильма – скажем, в канне был представлен и ещё один проект, посвящённый 11 сентября. Все фильмы будут иметь символическую длины 11 минут 9 секунд.
Другой тенденцией канна стал подъём интереса к документальному кино. Вот как комментирует это явление мой коллега, кинокритик Ханс-Георг Родек:
- Почти самое интересное в «Канне» этого года является то, что мы, по всей видимости, являемся свидетелями переломного момента в развитии кино. Старые правила, определявшие жизнь кинематографа в течение последних 60-70 лет, упраздняются – в частности, существовавшее прежде чёткое деление на документальный и художественный фильм. Почти каждый день мне приходилось видеть фильмы – в частности, и превосходные, - в которых граница между документальным и не документальным была размыта или вовсе преодолена. Наиболее яркий пример – это «Боулинг для Коломбайна» Майка Мура. Фильм исследует феномен школьного терроризма и пристрастия американцев к огнестрельному оружию – тему, особенно актуальную для Германии, особенно после эфуртских событий.
Форма этого фильма – это не классическая форма документального кино, когда автор остаётся за кадром и не имеет право появляться перед объективом камеры, да ещё и выражать своё мнение. Майкл Мур же как раз делает всё наоборот: он постоянно в кадре, он – действующее лицо своего фильма, и это действует очень освежающе...
Не обошли Канн стороной и технические революционные новшества – теперь каждый зал оснащен как нормальным, так и дигитальным кинопроектором. Второй из возможностей воспользовался, в частности, Александр Сокуров – его «Русский ковчег», как известно, суть тщательно отрепетированное представление типа театрального, снятое за одну ночь в Эрмитаже. Впрочем, в Канне фильм, пытающийся переосмыслить почти все ключевые вопросы Российской истории, остался скорее незамеченным – а те, кто заметили, сравнили его с компьютерной игрой: автор, незримо присутствующий в виде голоса за кадром, ведёт своего героя, фигуру в чёрном, по лабиринтам русской истории.
Кстати, об истории: ещё одним событием, сперва широко разрекламированном, а затем оставшимся несколько в стороне, стал показ фильмов каннского конкурса 1939 года – конкурса несостоявшегося, так как в день открытия фестиваля нападением Германии на Польшу началась вторая мировая война. Теперь в отношении фильмов, так сказать, решено было восстановить историческую справедливость. Справедливость несколько сомнительная, учитывая, что Россию в конкурсе представлял «Ленин в 1918 году» Михаила Рома, а Америку – ура-патриотический вестерн Сейсила Демайла «Тихоокеанский экспресс». И уж слишком навязчивой была параллель с тем неблаженной памяти годом и сегодняшним усилением право-популистских настроений во всём мире (скажем, в идиллическом Канне за Ле Пена из 15 тысяч жителей проголосовали почти 9 в первом и более 7 тысяч – во втором туре).
Какими глазами сегодня видится «Ленин в 1918 году»?
- Впечатление двойственное. С одной стороны, очевидна политическая сторона этого фильма, вышедшего на экраны в разгар «показательных процессов» над врагами народа. Это фильм, в котором Сталин проводит параллель между собой и Лениным и оправдывает в глазах, в том числе и западной, публике чудовищную жестокость своей политики. С другой стороны, фильм производит почти ностальгическое впечатление – сегодня видно то, что не видел зритель 63 года назад, а именно, как, с одной стороны, умела, а с другой – почти наивно используются возможности кино как орудия пропаганды. В любом случае, я считаю, что это была весьма полезная и интересная акция.
А что же немецкое кино? В большом конкурсе его опять не было – хотя и министр культуры Германии, Юлиан Нида-Рюмелин, и глава Берлинского кинофестиваля лично прибыли на Лазурный берег, в очередной раз убеждать французских коллег, что есть в Германии кино и после Фассбиндера.
Однако мои немецкие коллеги не унывают и, как это ни парадоксально звучит, уповают на то, что и в следующем году в Канне не будет немецкого фильма. Почему? Ханс-Георг Родек открывает секреты:
- Я думаю, мы, немцы, начали относиться к Канну несколько проще, чем прежде – ну, не берут нас сюда, берут на другие фестивали, например, в Венеции через три месяца, насколько мне известно, будут немецкие фильмы, в том числе и в конкурсной программе.
Кроме того, существует тайный план, который я сейчас открою: в немецких кино кругах зреет заговор. Мы планируем в следующем году созвать в Канн всех немецких режиссёров с фильмами, которые были отклонены Канном в течение последних десяти лет, а затем имели большой международный успех. Будет грандиозная вечеринка с участием всех этих режиссёров, на которую мы пригласим и руководство фестиваля. Так что теперь мы уповаем лишь на то, что Канн и в следующем году не пригласит ни одного немецкого фильма – иначе весь наш замечательный план будет разрушен...
Канн – это по-прежнему «земля обетованная» мирового кинематографа, так сказать, чрево кино – в отличие от Венеции, которую можно назвать «сердцем», и Берлина, исполняющего функцию головы, Канн – это «чрево кино». Я не приезжаю сюда для того, чтобы смотреть лёгкие, развлекательные фильмы. Я приезжаю сюда, чтобы увидеть то, что, возможно, станет мейн-стримом через 5-10 лет, но пока – зачастую непонятный, трудно перевариваемый авангард кинопроцесса. Канн – это аванград, поэтому я здесь, и поэтому я не могу сказать, что я чем-то недоволен...
И всё же все люди в глубине души романтики – это видно по заключительным фразам последних статей всех моих коллег, работавших на фестивале. Не буду противоречить общему духу и я. Если существует кино-божество, то в мае оно спускает со своего Олимпа в Каннскую бухту. И если бы это божество было бы хоть чуть-чуть справедливо – оно отдало бы высшую награду фестиваля Аки Каурисмяки.