Тайна дворцов Саддама Хуссейна
Эта передача – передача, что называется, по горячим следам. Всю прошлую неделю я вёл репортажи с Франкфуртской международной книжной ярмарки – крупнейшей книжной ярмарки в мире. Она не просто в десятки раз больше, скажем, Московской – она принципиально другая. Московская – это большой книжный базар, где торгуют отдельными книгами, как в магазине. На Франкфуртской продают не отдельные книги, а «копирайт» на них, то есть права на издание, переиздание, перевод, экранизацию и так далее. Здесь договариваются о «копирайте» на 70 или даже 80 процентов всех новых книг, выходящих в мире. Можете представить себе масштабы.
В своих репортажах с ярмарки я уже говорил, что главными на ней стали биографии. Это жанр сейчас очень популярен во всём мире. И самый большой интерес вызвала ещё неопубликованная биография Саддама Хуссейна, о скором выпуске которой мюнхенское издательство «Лист» договорилось с британским журналистом Коном Коулином – её автором. Коулин – в прошлом военный репортёр, сегодня – один из ведущих редакторов газеты «Sunday Telegraph», раздобыл уникальную информацию не только о прошлой (о ней хоть что-то известно), но и о сегодняшней жизни иракского диктатора. Он получил эту информацию как от западных секретных служб, так и из ближайшего окружения Саддама. На Франкфуртской ярмарке можно было увидеть пока что только обложку этой книги: пол-лица Саддама (лицо разрезано сверху вниз) на чёрном фоне. Мировая премьера книги – 15-го ноября. Тогда я и расскажу вам о ней подробнее. А пока – то немногое, что известно.
Каждую неделю на рабочем столе сына Саддама Хуссейна Кузая появляется довольно толстая папка. В ней – список с именами всех офицеров иракских вооружённых сил, начиная от майора и выше. Рядом с некоторыми именами – пометки. Помечены те офицеры, которые служат в одной части больше года. Они подлежат немедленному переводу в другую воинскую часть, дислоцированную совсем в другом районе страны. Контролировать это Саддам поручил своему второму сыну. Кузай – фаворит 65–летнего иракского диктатора. Долгие годы его любимчиком был старший сын Удай, но Удай не сумел обеспечить тотальный контроль над спецслужбами и республиканской гвардией, и теперь командует только так называемыми «федаинами Саддама» – полувоенными милицейскими формированиями, которые патрулируют улицы Багдада. Армией и многочисленными иракскими спецслужбами занимается теперь Кузай. Он неутомимо перетасовывает офицерский корпус, чтобы не складывались опасные для режима группы заговорщиков. Республиканскую гвардию опекает лично Саддам Хуссейн. Эти элитные части (сейчас они насчитывают 50–60 тысяч человек) создавались иракским диктатором в восьмидесятые годы как противовес армии. Республиканская гвардия вооружена новейшим оружием, у её офицеров гораздо более высокие оклады, чем у их коллег из других воинских частей, все военнослужащие получают благоустроенные квартиры… А особо отличившимся Саддам дарит швейцарские часы с собственным изображением на циферблате.
Однако в последние годы выяснилось, что и республиканская гвардия ненадёжна. Кон Коулин считает, что, по меньшей мере, дважды офицеры республиканской гвардии пытались свергнуть диктатора, причем один раз группу заговорщиков возглавлял даже бригадный генерал. Часть западных экспертов считает, что гвардейцы не будут умирать за Саддама, если дело дойдёт до уличных боёв в Багдаде.
Как бы то ни было, но Саддам Хуссейн создал новые части – что–то вроде «спецгвардии». Она выросла из подразделений его личной охраны и сегодня насчитывает 15 тысяч человек. Причём берут туда исключительно выходцев из родного города Саддама Тикрита и окрестных деревень. Только своим землякам и родственникам диктатор ещё доверяет.
Как стало известно, довольно много места в книге британского журналиста будет уделено дворцам Саддама Хуссейна – тем самым, которые стали камнем преткновения в переговорах контролёров Организации Объединённых Наций с представителями Ирака. ООН требует доступа на все так называемые «президентские объекты» – то есть многочисленные резиденции диктатора, рассеянные по стране. Есть все основания предполагать, что там спрятаны пусковые ракетные установки, лаборатории по созданию биологического оружия, а также хранятся отравляющие вещества. Саддам до сих пор лишь один-единственный раз пустил контролёров ООН в свой столичный дворец, но инспекционной проверкой это никак нельзя было назвать: диктатор сам назначил дату, и у его подчинённых был целый месяц, чтобы убрать всё подозрительное. За некоторыми стальными дверями в этой резиденции эксперты ООН обнаружили совершенно пустые помещения, стены, окна, полы которых были буквально вылизаны: ни пылинки, ни соринки.
Но Коулин сосредотачивается не столько на военных аспектах, сколько на, так сказать, на бытовых. Резиденции Саддама поражают своей роскошью. Те, кто там бывал, описывают украшенные инкрустациями стены, мраморные полы, дорогие ковры, фонтаны в тенистых внутренних двориках, позолоченные краны в ванной... А ведь официальные представители Ирака постоянно жалуются на то, что народ страны голодает из-за экономических санкций. На территории багдадского дворца Саддама Хуссейна расположены два бассейна: один маленький круглый, другой – огромный, причудливо изогнутый с пятиметровым трамплином для прыжков в воду. Рядом – теннисные корты. Эти корты очень многое сказали экспертам спецслужб, которые анализировали сделанные из космоса снимки багдадской резиденции диктатора. На цветных снимках, сделанных спутником «Quick Bird» (между прочим, коммерческим спутником, а не шпионским), видно, что у теннисной сетки трава вытоптана гораздо сильнее, чем у линии подачи, причём с правой стороны корта – сильнее, чем с левой. Это значит, что теннисист-любитель Хуссейн после подачи сразу выходит к сетке, предпочитая агрессивный, наступательный стиль. Ну а его спарринг-партнёры скорее всего не решаются предложить ему альтернативную игру и прибегать к обводящим ударам (не дай Бог, выиграешь ещё).
Но территория багдадской резиденции Саддама, расположенной на берегу Тигриса, занимает несколько квадратных километров. И здесь есть не только теннисные корты и бассейны. Кроме собственно виллы Саддама, нескольких небольших подсобных помещений и казарм охраны, есть, по крайней мере, три больших постройки непонятного назначения. Снимки из космоса показывают три вентиляционных шахты на крыше одного из этих зданий и турбину, которые, как уверены западные аналитики, являются частью холодильной установки или мощного кондиционера. К вилле они не имеют никакого отношения: там есть своя система вентиляции и подачи кондиционированного воздуха. Что же тогда спрятано под крышами этих трёх таинственных построек? Может быть, холодильник для хранения деликатесных продуктов, которыми потчуют диктатора? Или лаборатория, в которой работают с нервно-паралитическими газами и штаммами сибирской язвы? Именно для таких лабораторий типичны мощные вентиляционные установки.
Ответы на эти вопросы могут дать только полноценные проверки инспекторов ООН.
Впрочем, вполне возможно, что Саддам просто боится показывать всему миру и своему собственному покорному народу, в какой роскоши он живёт. Одних автомобилей у него как будто более трёх десятков. А самый любимый, купленный за огромные деньги на одном из аукционов, – чёрный «Мерседес»–кабриолет выпуска тридцатых годов, хозяином которого когда-то был Гитлер. Если вы увидите кадры старой кинохроники, где Гитлер проезжает мимо ликующих толп, стоя в чёрном «Мерседесе», знайте: это и есть любимый автомобиль Саддама Хуссейна.
Томас Венцлова отвечает на вопросы «Немецкой волны»
Но давайте всё-таки поговорим сегодня и о более приятных вещах. Главной страной или «главной гостьей» ярмарки была на этот раз Литва. То есть её литературу, её писателей представляли особенно широко. С одним из литовских поэтов, крупнейшим литовским поэтом послевоенного времени – Томасом Венцловой – я встретился в студии «Немецкой волны» на ярмарке. Томасу Венцлове – 65 лет. Лишённый возможности спокойно заниматься творчеством, он в 1977 году эмигрировал в Соединённые Штаты, где живёт и сейчас. Венцлова – профессор Йельского университета, ведёт, главным образом, курсы по русской поэзии. В Москве, в издательстве ОГИ, недавно вышел сборник его стихов на русском языке. Он называется «Гранёный воздух». Много лет Венцлову связывала близкая дружба с другим поэтом, эмигрантом из Советского Союза, лауреатом Нобелевской премии по литературе Иосифом Бродским. Бродский переводил Венцлову, посвятил ему великолепные стихи и большое эссе. Томас Венцлова, кстати говоря, и сам является потенциальным номинантом на Нобелевскую премию по литературе.
- Томас, Вы уже много лет живете за пределами Литвы. В США вы преподаете русскую литературу. Мешает такой космополитический образ жизни литовскому поэту или наоборот помогает?
- Это, вероятно, зависит от поэта. Кому помогает, а кому и мешает. Мне это, скорее, помогает. Кроме того, сейчас я не считаю себя эмигрантом, поскольку я езжу в Литву так часто, как мне это заблагорассудится. Некоторые ограничения накладывают на меня только мои академические обязанности. Но летом я всегда в Литве и стараюсь попадать туда и в другое время. Смотреть на Литву чуть-чуть со стороны, с боку, для меня это полезно. Даже в смысле ощущения языка. Некое отдаление от языка позволяет увидеть в нем некие вещи, которые не всегда замечаешь, будучи погружен в толщу языка.
- Ваше мнение о Вильнюсе, насколько я знаю, изменилось к худшему. Вы говорите, что он стал провинциальным городом.
- Это мнение, в общем, не мое, это распространенное мнение. Вильнюс послесоветского периода, когда он был, в общем, третьим городом империи. Конечно, какие-то города с ним могли поспорить, такие как Тбилиси или Талин. Но мне кажется, что противовес двум российским столицам, Москве и Петербургу, представлял, прежде всего, Вильнюс. И теперь он потерял тот тонус, который тогда существовал и в театре, и в графике, и в поэзии, и в кино, и где угодно. Вильнюс был во многих отношениях городом авангардным. И что-то он потерял, растерял. Теперь это просто столица небольшой страны, находящейся как бы на задворках. В этом есть правда, но все-таки не вся правда, потому что Вильнюс становится западным городом, в нем существует демократический строй, свобода печати, слова. Я думаю, что это всегда полезно, и что это всегда, в конечном счете, работает против провинциальности.
- В преддверии книжной ярмарки, когда в Литве обсуждался вопрос, какую литературу хочет Литва показывать на этой ярмарке, было высказано мнение, что литературу советского периода, я тут несколько утрирую, следует выбросить на свалку истории, потому что она была отравлена идеологией, испорчена соцреализмом. Я процитирую строчку Ваших стихов в переводе Бродскокго «как свидетель выживший искусства». Судя по этой строке, Вы не разделяете эту точку зрения.
- Как Вам сказать, этот «свидетель выживший искусства» из стихотворения о Мандельштаме, он ни в коей мере не был советским поэтом, хотя и жил при советском строе. И тут речь идет не столько о советской литературе, в том числе и литовской, сколько о подлинной, аутентичной литературе, которую делали люди: жившие при этом строе, такие были и в Литве, в эпоху соцреализма. Сейчас, как я вижу, на Франкфуртской ярмарке представлены некоторые книги того времени. Представлена, скажем, известнейшая книга Балиса Сруоги «Лес Богов», которая рассказывает о немецком концлагере, в котором Слога находился. Она была издана при советской власти, хотя не сразу. Когда Слога представил ее в 1946 году в издательство, некий партийный чин сказал, что, прочитав эту книгу, начинаешь понимать, что немцы были правы, когда держали таких вот людишек в лагерях. Эти слова нанесли Балису Сруоге некий психологический удар, который привел к его скорой смерти. Он умер в 1947 году. В 1956 году эта книга была издана. Формально она относится к советской литературе, но, конечно, это не советская литература. Я видел на стенде книгу вполне советского писателя Балтушиса «Сказание о Юзе». Балтушис был далеко не бесталанный писатель, хотя очень советский. Я его обычно сравниваю в этом смысле с Шолоховым. Если Шолохов действительно сам написал «Тихий дон», что не известно, то это писатель, о котором стоит говорить и которого стоит прочесть, при всей его советскости.
- А вы не думаете, если мы будем говорить о поэзии, что давление цензуры, идеологии помогло рождению настоящей поэзии.
- Это трудно сказать. Такое бывает. Но, тем не мене, я предпочитаю ситуацию, когда цензуры нет. Я сам писал, стараясь о цензуре не думать. То есть, пройдет или не пройдет – было несущественно. Прошло – оказались, такие идиоты, что пропустили – ну и слава Богу, ну а не прошло – тоже ничего страшного, где-нибудь, когда-нибудь это все равно будет напечатано. Правда, через некоторое время мне это все-таки надоело и тогда я эмигрировал. Но надоело не сразу.
- На презентации неожиданно всплыла такая тема –тема 11 сентября. 11 сентября у Вас день рождения. Что этот день для Вас сегодня после 11 сентября 2001 года?
- К сожалению, мой день рождения никогда не будет таким, каким он был до сих пор, хотя в этом году его уже скромно отпраздновал с двумя тремя друзьями. Но сейчас, к сожалению, эта дата начала чего-то вроде третей мировой войны. Я очень боюсь, что эта война может затянуться на несколько десятилетий и может оказаться очень тяжелой.
- Вы говорите об угрозе всему миру, а вот что касается угрозы Литве, культурной угрозы, национальной угрозы – есть ли такие, существуют ли, реальны ли они?
- Что касается культуры, то культура выживает, в общем, почти при любых условиях. А национальной угрозы Литве я сейчас не вижу. Международное положение Литвы сейчас лучше, чем когда бы то ни было, наверное, с 16 века. Но вот, что касается участия Литвы в новом развитии мира, надо сказать, что Литва будет в этом неизбежно участвовать. Возможно – погибнут люди. Литвы будет частью всемирного общества, которое будет с величайшим трудом справляться с терроризмом.
Наверное, у кого-то из наших слушателей может возникнуть вопрос: а почему я не рассказываю о российских писателях и поэтах, побывавших на ярмарке, о российском стенде, о книгах, которые были представлены там? Ну, во-первых, в одном из репортажей из Франкфурта я уже знакомил вас с пресс-конференцией, посвящённой ярмарке будущего года, на которой «главной гостьей» станет именно Россия. Во-вторых, я всё же подробнее останавливаюсь на книгах, выходящих на Западе, прежде всего в Германии, потому что кто же вам ещё их представит, как не мы? И, в-третьих, что касается стенда России и российских писателей, то здесь и рассказывать-то, в общем, нечего. Писатели из России на ярмарке были, но, как обычно, предпочитали здесь стенды своих западных издателей. Даже Эдвард Радзинский, участвовавший в пресс-конференции, посвящённой «российскому году» на ярмарке 2003–го года, подчеркнул в своём выступлении, что приехал во Франкфурт по приглашению иностранных издательств. Но даже если не принимать во внимание отсутствие писателей, единый российский стенд представлял собою печальное зрелище. Стандартные витрины, кочующие от выставки к выставке, отсутствие каталогов и квалифицированных экспертов, да просто дефицит людей, знающих немецкий или хотя бы английский языки... Единственное украшение стенда составляли тянущаяся по периметру лента триколора с надписью «Россия» и портрет Путина в парадной раме. У соседей по павильону (венгров, словенцев, поляков, литовцев, да и у тысяч других участников ярмарки) стенды были украшены портретами писателей, а у россиян – портретом президента. Печально.
Меня утешило только то, что хорошие книги и на российском стенде всё же были. Об одной из них (она называется «Пётр Третий») пойдёт речь в следующем выпуске «Читального зала», через неделю.