Эксцентрик Гонзалес снова перемешивает карты

Одним из героев возрождения берлинской музыкальной жизни был странный человек по имени Гонзалес (Gonzales). Он переехал в Берлин в конце 90-х годов из Канады и быстро стал знаменитостью, пугалом, тонким стилистом некачественно записанной музыки, треш-энтертейнером.

Одна из песен Гонзалеса попала даже в британский хит-парад, дебютный альбом, вышедший весной 2000 года, произвел сногсшибающее впечатление. Гонзалес делал техно-примитив. На фоне сверхсложного немецкого техно это было чистым издевательством. Он колотил по клавишам электро-пианино, рэповал, пел в стилистике эстрадного сердцееда, носил на концертах шубу на голое тело и невероятно потел. Он был дик и ироничен.

Бомж?

У Гонзалеса был шарм одновременно и богемы, и бомжа, и денди. И кто он такой на самом деле, было совсем не понятно. В Германии есть еще один странный персонаж такого рода - Хельге Шнайдер (Helge Schneider), пианист-виртуоз, актер, эксцентрик. Кстати, Гонзалес недавно начал давать совместные фортепианные концерты вместе с Хельге Шнайдером. На ум приходят еще несколько сумасбродных энтертейнеров, скажем, гамбуржцы Феликс Кубин (Felix Kubin) или Жак Пальмингер (Jacques Palminger).

Все они друг на друга не похожи, но их объединяет именно то, что они не вписываются ни в какой ряд, и все они невероятно cool. Но раз они неповторимы, то от этого никакой пользы другим музыкантам нет: им невозможно подражать, как-то использовать их стратегические ходы. А потому они остаются фигурами широко известными в узких кругах.

Вообще говоря, это очень интересный вопрос: почему таких ироничных, едких, умных денди-самодуров со странностями очень мало в немецкой поп-музыке? И какое влияние такой дефицит оказывает на характер этой музыки? А влияние, безусловно, есть, потому что андеграудный денди, прежде всего, говорит: нельзя быть занудой!

Король андеграунда?

Так или иначе, когда Гонзалес объявил себя королем берлинского андеграунда, возражений не последовало. Он нещадно эксплуатировал карикатурный тип проходимца, полагая, что немцы не останутся равнодушными к этому образу. О том, что Гонзалес учился в Канаде в консерватории по классу фортепиано, имел контракт с концерном-гигантом звукоиндустрии, писал киномузыку и мюзиклы, но потерпел неудачу, он в Берлине не рассказывал. Он появился как черт из табакерки, буквально ниоткуда, и его рассказам верить было нельзя.

Гонзалес чем-то похож на Остапа Бендера в неподражаемом исполнении Сергея Юрского. Его три первые альбома пошли на ура. Пошел в гору тренд элекропанка и электроклэша, неуклюжий электропоп стал стильным и массовым. Гонзалес, как и полагается денди, в распродаже участвовать отказался и уехал из Берлина в Париж. При всей своей "берлинистости" немецкого языка Гонзалес так и не освоил, он утверждает, что способен на слух опознать только одно немецкое слово – Klaviertаstatur (клавиатура фортепьяно), но сам произнести его не в состоянии.

Пианист!

В Париже Гонзалес оказался в новом амплуа - лирического пианиста. Он стал давать концерты фортепианной музыки в старых парижских театрах. Он даже попал в книгу рекордов Гиннеса, исполнив без перерыва опус длиной в 27 часов. А потом спорил с тем, что его рекорд побили: мол, в отличие от конкурентов, он играл осмысленную музыку, а не просто бренчал по клавишам. Фортепианная музыка Гонзалеса используется во французском кино, рэперы во всем мире ее бесплатно семплируют, воровать звуки фортепиано самого Гонзалеса считается у "крутых пацанов" не зазорным.

Гонзалес играл на фортепиано на записях Джейн Биркин и Шарля Азнавура и продюсировал их музыку, ему чуть-чуть не дали престижный американский музыкальный приз Grammy. Иными словами, парижский Гонзалес, кстати, по паспорту он уже так и зовется Chilly Gonzales ("Расслабленный Гонзалес"), стал восприниматься как пианист, не лишенный благородной ретровости. А его старые берлинские подвиги уже как бы и не считаются вовсе. С таким отношением к себе маэстро не согласен: он далеко не только пианист, он куда больше чем пианист, его невозможно сузить и форматировать. Но попытки выйти за пределы чистого фортепианного саунда уже не находят понимания у новой аудитории.

Слишком длинный роман?

Новый альбом Гонзалеса называется "Башня из слоновой кости" ("Ivory Tower"). Гонзалес продолжает настаивать на том, что он имеет право снова перемешать карты. Альбом - это музыка к фильму, который еще не вышел. В фильме снимается сам маэстро и компания его берлинских друзей-музыкантов - канадских эмигрантов. Среди них - Peaches. Жанр фильма - интеллектуальная комедия, посвященная новой разновидности игры в шахматы. Музыка на киномузыку очень похожа, как и следовало ожидать, много пианино. Массивно бухает ритм-машина, но это не техно саунд, скорее ретро-эстрада, водевиль, мюзик-холл.

Иногда Гонзалес рэпует серьезным голосом, произнося абсурдный текст, который одновременно является пугающе точным. Он заявляет: "Я - туалет без унитаза, в который спускают традицию, я - социалистическое эротическое белье, я - дипломатическое техно, я - гомосексуальный бисквит в расистском каппучино, я - армия в отпуске в музее гильотин, я - картина, сотканная из волос, которая поедает Макдоналдс на нудистском пляже, я - слишком длинный роман, я - сентиментальная песня. Я желтый зуб, который танцует вальс, обнимая черные очки. Кто я? Я - Европа".

Автор: Андрей Горохов
Редактор: Ефим Шуман