04.12.2001 Персоны «нон грата»
Нет, шпионских страстей сегодня не будет. Речь пойдёт о людях, у которых нет дипломатического паспорта. У многих из них вообще нет никакого паспорта. Мы поговорим о «нежелательных» иностранцах. И повод для этого разговора – очень интересный.
Несколько дней назад немецкие средства массовой информации передали сообщение, которое казалось сенсационным: лидер одной из самых радикальных исламских организаций в Германии, турок Метин Каплан, сидящий в немецкой тюрьме, отказался выйти на свободу. Он отсидел две трети своего срока, полученного за призывы к убийству, и по закону должен был освободиться (условно). Вопрос был решён. Но так называемый «кёльнский халиф» предпочёл тюремную камеру. Почему?
Дело в том, что немецкие власти собираются после освобождения немедленно выслать Метина Каплана на его родину, в Турцию. Исламский экстремист этого явно боится. В Турции ему также грозит судебное разбирательство. Теоретически он может быть приговорён и к смертной казни, но даже если этого не случится, Каплана ждёт тюремное заключение уж, конечно, в менее приятных условиях, чем в Германии.
Его называют «кёльнским халифом». Каплан – лидер одной из самых радикальных исламских организаций, действующих в Германии. Основанная отцом Метина Каплана, она ставит своей целью создание государства («халифата»), которое объединило бы всех живущих в мире мусульман. Дюссельдорфский суд приговорил Каплана к четырём годам тюрьмы за то, что он публично призывал убить конкурента – такого же исламского экстремиста, но только из Берлина (он тоже претендовал на роль халифа). И спустя несколько месяцев соперник действительно был застрелен исламским фанатиком.
«Объединение исламских союзов» (под таким названием официально зарегистрирован халифат Метина Каплана) насчитывает сейчас около тысячи членов. Несколько лет назад их было в четыре раза больше. Около семидесяти мечетей принадлежало в Германии этому самозванному «халифату». Ходят легенды о том, что после смерти отца Метина Каплана и провозглашения его самого главой организации, соратники преподнесли ему чемодан, набитый золотом. Во всяком случае, когда три года назад Каплана арестовывали, полицейские нашли во время обыска в его квартире два миллиона марок наличными. Заметим при этом, что самозванный халиф в течение многих лет получал в Германии социальное пособие для бедных.
После ареста вождя внутренние раздоры подорвали авторитет организации. Но это не значит, что радикалы стали менее опасными. Сторонники Метина Каплана призывают в листовках покончить с «великим сатаной» – Соединёнными Штатами, отправить евреев в газовые камеры и объявляют джихад даже Турции, преследующей, по их мнению, «истинных» мусульман.
Но почему эта организация, которая, как сейчас выясняется, поддерживала контакты с бен Ладеном, в Германии не запрещена? Дело в том, что до сих пор в ФРГ существовало очень либеральное законодательство, регулирующее деятельность неправительственных, общественных, «неформальных», как часто принято говорить, организаций. Религиозная направленность этих организаций позволяла им не опасаться запрета. А поскольку халифат турка Каплана с формальной точки зрения – не политическое, а религиозное объединение, то и запретить его деятельность до сих пор было очень сложно. Но уже готова новая редакция этого закона, которая вот-вот вступит в действие. И тогда – в этом нет никакого сомнения – «халифат» Метина Каплана будет запрещён.
...А сам ”халиф”, надеемся, будет выслан из страны. Между прочим, огромное большинство живущих в Германии мусульман ни Метина Каплана, ни других исламских лидеров экстремистского толка не поддерживает. Можете сравнить: тысяча сторонников «халифата» и почти три с половиной миллиона остальных мусульман. Столько живёт в ФРГ. Как правило, это турки. И, как правило, они (или во всяком случае, главы турецких семей) приехали в своё время в Западную Германию на заработки. Очень многие из бывших гастарбайтеров осели здесь и спокойно живут уже много лет. С гэдээровскими гастарбайтерами (были и такие) дело обстояло и обстоит иначе.
Всем, кто помнит советские реалии, знакомо обидное слово «лимита». Так называли рабочих из российской глубинки и из бывших республик СССР, которых (чаще всего по оргнабору) брали на заводы и фабрики крупных городов и давали на время работы прописку в общежитии - по «лимиту».
Но, оказывается, «лимитчики» - не только советское явление. Они были и в бывшей ГДР. Восточногерманские «лимитчики» приезжали из Вьетнама, Алжира, Кубы, Монголии, Мозамбика и других стран, «вставших на социалистический путь развития». В 1989 году, в канун падения Берлинской Стены, в ГДР было более девяноста тысяч гастарбайтеров. Из них больше всего вьетнамцев - 60 тысяч. Пятнадцать тысяч приехали из Мозамбика, восемь тысяч были присланы с Кубы.
Гэдээровская пропаганда представляла пребывание иностранных рабочих в своей стране как фактор «социалистической экономической интеграции». Эрих Хонеккер с гордостью заявлял, что пока ГДР идёт впереди других социалистических государств, сюда будут приезжать «друзья из-за рубежа», чтобы учиться строить социализм. Одновременно власти ГДР осуждали политику приглашения «гастарбайтеров» из Турции, Италии и Югославии в Западную Германию и постоянно проводили здесь параллели с использованием рабского труда «остарбайтеров» в нацистском «третьем рейхе».
Особенно много зарубежных «лимитчиков» приезжали в ГДР в восьмидесятые годы. В восточноберлинском аэропорту их ждала торжественная встреча. Затем социалистических «гастарбайтеров» на автобусах развозили по городам, где селили в общежития. Три месяца отводилось на изучение основ немецкого языка и азов рабочей специальности. Новички получали аванс в размере месячного оклада и «подъёмные» на покупку одежды. Суммы небольшие, но для вьетнамцев, кубинцев и других нищих «лимитчиков» это казалось настоящим богатством. Потом начинались тяжёлые, однообразные трудовые будни.
С коренными жителями ГДР иностранные рабочие сходились редко. Более того: слишком тесные контакты «лимитчиков» с местным населением восточногерманскими властями не приветствовались. Министерство госбезопасности ГДР («штази») внимательно следило за «несанкционированными» контактами – такими, например, как частые любовные похождения алжирцев, которые пользовались большой популярностью у восточных немок.
Настоящая интеграция была нежелательной. Формально иностранцы имели такие же права, как и гэдээровские рабочие, но на практике дело обстояло иначе. Если иностранный рабочий нарушал трудовую дисциплину, то его нередко сразу же отсылали на родину.
А конфликты возникали часто. Причиной многих из них были вопросы оплаты и характера труда. Если немецкие рабочие могли придти с обеда попозже или закончить работу раньше положенного времени, то иностранцам это категорически возбранялось. Очень часто «лимитчики» должны были выполнять самую тяжёлую, самую грязную работу, их эксплуатировали и унижали.
Жили социалистические гастарбайтеры в своеобразных гетто. Их общежития обычно находились в окраинных микрорайонах, откуда трудно было добраться до городских центров, или вообще на территории предприятий. Пропускной режим был очень строгим. Смешанных общежитий, разумеется, не было: мужчины – отдельно, женщины – отдельно.
Впрочем, строгость контроля за «лимитчиками», приезжавшими в ГДР из-за рубежа, зависела от того, как относились к ним дипломатические представительства их стран. Особенно свирепствовало вьетнамское посольство. Вместе с коллегами из «штази» вьетнамские чекисты фиксировали чуть ли не каждый, как они выражались, «половой контакт» «своих» гастарбайтеров. Вопиющими считались случаи, когда вьетнамки беременели от немцев. Из социалистических братьев – пардон, сестёр! – почему-то только полячкам разрешалось рожать в ГДР. Женщин других национальностей заставляли делать аборты или отправляли рожать на родину.
Несмотря на тяжелую работу, которую выполняли в ГДР «лимитчики», попасть сюда мог далеко не каждый иностранец. Ведь и чернорабочие, как правило, получали здесь больше, чем на родине, - даже если учитывать то, что, например, вьетнамские власти высчитывали 12 процентов заработка своих граждан, работающих за границей, «на процветание и оборону Отечества».
Однако многие «лимитчики» тайком подрабатывали в ГДР мелкой спекуляцией. Они из-под полы торговали бытовой техникой и сшитыми в подпольных цехах джинсами-«самостроками». Одновременно социалистические гастарбайтеры скупали всевозможный дефицит. Двух чешских мотоциклов «Ява», приобретённых в ГДР, хватало после перепродажи во Вьетнаме на покупку дома. Восточногерманские власти всячески подогревали в этой связи ксенофобию своих граждан: мол, вьетнамцы, поляки и прочие скупают всё, поэтому и дефицит.
Когда пришёл конец ГДР и плановой социалистической экономики, кончилась и эпоха вечного дефицита. Слово «спекуляция» просто исчезло из обихода, а мелкие бизнесмены, шившие в подвалах джинсы «под фирму», потерпели крах. Тем не менее, предпринимательские таланты очень пригодились многим вчерашним «гастарбайтерам», перешедшим по наследству к объединённой Германии. Осталось их, впрочем, очень мало. Граждан Мозамбика и Кубы в организованном порядке отозвали на родину, венгры уехали сами после окончания контрактов, досрочно пришлось вернуться домой многим вьетнамцам и ангольцам. Расистские эксцессы в Восточной Германии (достаточно вспомнить поджоги общежитий «лимитчиков» и беженцев в Хойерсверде в 91-ом году) ускорили этот процесс. Но около десяти тысяч бывших гэдээровских иностранных «лимитчиков» до сих пор живут в Германии. Кто-то попросил политическое убежище, кто-то добился вида на жительства другим путём... Сейчас на автостоянках крупных торговых центров в восточной части страны часто можно увидеть вьетнамцев, торгующих по дешёвке контрабандными сигаретами, а сообщения о войне вьетнамских преступных группировок в Берлине несколько месяцев не сходили со страниц немецких газет...
К счастью, у властей того или иного европейского государства бывают и не столь серьёзные проблемы со своими «нежелательными» иностранцами. Да и какие-то проблемы тех, кто более или менее официально объявлен персоной нон грата, наверняка, покажутся кому-то... ну, скажем так... не самыми трагическими.
Одним из любопытных явлений в общественно-политической жизни Европы последних лет стало возвращение из небытия бывших королей, изгнанных из своих владений после Второй мировой войны. Но если экс-монархи довольно спокойно пересекают границы, скажем, Болгарии, Румынии или Албании, где некогда восседали на троне, то итальянским принцам крови приходится труднее: потомкам савойской династии по мужской линии пока строго запрещен въезд на территорию Италии. Впрочем, в ожидании изменения своей судьбы королевские отпрыски не сидят сложа руки, а готовятся к возвращению на Апеннины.
Так, принцесса Мария Габриэлла Савойская, дочь последнего короля Италии Умберто Второго, требует от правительства Итальянской республики возвращения семейных сокровищ - девяти тысяч драгоценных камней. Они были переданы королем перед его вынужденным отъездом в изгнание в 1946 году на хранение в центральный банк страны.
Речь идет о драгоценностях Савойского королевского дома, которые включают в себя шесть тысяч отборных бриллиантов и три тысячи прекрасных жемчужин. Они искусно вмонтированы в диадемы, ожерелья, браслеты, серьги и броши. Ими принцессы и королевы бывшей Сардинской и Пьемонтской династий украшали себя и свои парадные туалеты только по самым торжественным случаям. Среди этих изысканных "безделушек" - знаменитый розовый алмаз, подаренный одним из маршалов Наполеона, а также золотая цепь с бриллиантами чистой воды, где все камни соединяются кольцами в виде так называемого "савойского узла", изображенного на фамильном гербе. Многие из драгоценностей попали в семью итальянских королей из других дворов Европы через династические браки. Например, австрийская принцесса Мария Аделаида, выходя замуж за короля Виктора Эммануила Второго, принесла в качестве приданого набор великолепных украшений из знаменитой коллекции Габсбургской династии. Немало уникальных ювелирных изделий попало в Рим из Белграда, Софии, Афин и прочих европейских столиц.
Последние приключения этих сокровищ начались еще в сентябре 1943 года, когда Итальянское королевство, бывшее до того союзником нацистской Германии, объявило ей войну. Сокровища короны неоднократно перепрятывались и даже хранились в частных домах во избежании попадания в руки немцев. Шпионы СС тщетно пытались напасть на их след. В июне 1946 года, после референдума, решившего судьбу монархии на Апеннинах, личный секретарь Умберто Второго, находившегося на троне всего один месяц и прозванного поэтому в народе "майским королем", передал шкатулки с драгоценностями тогдашнему управляющему центральным банком Италии.
Это, между прочим, был не единственный щедрый жест последнего итальянского монарха. Бывший король в восьмидесятые годы, незадолго до своей смерти в Португалии, передал Папе Римскому Иоанну Павлу Второму право на владение главной исторической семейной ценности Савойского дома, одной из святынь христианского мира - знаменитой Туринской плащаницей, принадлежавшей его предкам на протяжении многих веков. Это было надлежащим образом официально оформлено. Но вот никаких документов о дальнейшей принадлежности упомянутых ювелирных украшений итальянские венценосные правители не оставили.
Сейчас дочь "майского короля" утверждает, что драгоценности никогда и не являлись государственной собственностью. Отец просто не счел возможным увозить такие ценности за границу и поступил, как честный, порядочный человек, - говорит Мария Габриэлла. Правда, принцесса не предпринимает пока никаких юридических демаршей: она ждёт пересмотра запрета потомкам итальянских королей по мужской линии бывать на Апеннинах. А такое решение, судя по всему, не за горами. Только после окончательной отмены соответствующей временной статьи республиканской конституции и возвращения принцев можно будет официально ставить вопрос о судьбе этих сокровищ, считает королевская дочь.