07.11.2001 Конец русского парламента (2)

Чтобы поднять настроение наших частей, а также и для того, чтобы создать в петроградском гарнизоне недоброжелательное к большевикам настроение, было решено издавать ежедневную солдатскую газету. История ее весьма любопытна и мало кому известна, кроме небольшого ряда заинтересованных лиц.

Газета была названа «Серая шинель». Издателем был коллектив солдат Преображенского и Семеновского полков. Точнее сказать, эти полки в их полном составе отвечали за издание газеты. Большую часть денег дали солдаты семеновцы.

Первый номер газеты был составлен в тонах боевых, резко противобольшевистких, были помещены карикатуры на Ленина и красногвардейцев. Напечатанный в количестве 10 000 экземпляров, этот номер был распродан в два-три часа. Это были последние дни декабря, время, когда вся оппозиционная печать была задушена большевиками. Появление газеты «Серая шинель» вызвало переполох в Смольном и весьма резкую статью в «Петроградской правде», в которой говорилось о подставных семеновцах, о том, что деньги даны буржуазией, и т. д. Второй номер, вышедший на другой день, имел не меньший успех в петроградском гарнизоне. Издать третьего номера не удалось. В два часа ночи, когда газета была только что сверстана, явился отряд красногвардейцев – дело происходило в типографии на Чернышевской площади – с ордером, подписанным Лениным, о приостановке «Серой шинели» и об аресте за контрреволюцию редакторов этой газеты, которые позже были расстреляны!

Но, несмотря на это и на многие другие зловещие факты, даже один из наиболее реалистически настроенных депутатов, Церетели, говорил:

«С трудом вериться, чтобы большевики осмелились разогнать Учредительное собрание. Им ни народ, ни история этого не простили бы. Десятилетия вся передовая российская интеллигенция стремилась к осуществлению своей идеи. Это было лозунгом не только наших либералов, но, прежде всего революционеров. Я убежден, что большевики только пугают. Чтобы сделать оппозицию более уступчивой...»

И благодаря этому гипнозу, внушенному нам нашими законниками, мы совершенно забывали действительность. Забывали, что власть принадлежит большевикам. Забывали о том, кто такие большевики.

Ленин очень скоро напомнил об этом «гнилой интеллигенции», которая столь опасалась гражданской войны и не хотела проливать кровь собственного народа. Пятого января 1918 года в Таврическом дворце должно было открыться Учредительное собрание. Но уже с утра по Петрограду поползли слухи о том, что этот день будет и последним днём работы всероссийского парламента. Эсеры и другие социалистические партии, стоявшие в оппозиции к большевикам, готовились провести в этот день мирную демонстрацию в поддержку Учредительного собрания. Борис Соколов вспоминает:

С утра пятого января на улицах Петрограда собрались группы народа. Были эти группы неопределенны по своему составу: чиновники, рабочие, студенты, просто обыватели и интеллигенты. Собирались вяло, немного робко. Без энтузиазма, сколько-нибудь заметного.

На Рижском проспекте я встретил демонстрацию рабочих. Растянулись они тонкой цепью и с нескладным пением революционных песен шли по направлению к Технологическому институту. Впереди несли несколько флагов. Флаги были красные с надписями:

«Да здравствует Всероссийское Учредительное собрание!»
«Да здравствует народоправство!»
«Земля и воля»
. Я присоединился к манифестации, вмешавшись в их среду.
Разговоры манифестантов были невеселые: «Идем точно бараны. Все равно разгонят эти подлецы большевики».


В это время на невском проспекте было уже полно людей. Десятки тысяч демонстрантов и просто любопытных непроходимой массой заполнили часть Невского и начало Литейного проспекта.

Но все попытки толпы пройти по Литейному проспекту были неудачны. Они разбивались о вооруженное сопротивление красных патрулей.
Громче и сильней раздавался рокот толпы.
Постепенно, медленно, минута за минутой, рождался гнев народный. Тот самый гнев, который разрушает троны, свергает правительства, создает новые формы. Сильнее и громче раздавались возгласы.
«Долой большевиков».
«Долой советское правительство».
«Да здравствует Учредительное собрание!»
Все сильнее и сильней напирают задние ряды. Все смущеннее чувствуют себя красные матросы, постепенно отодвигаясь под натиском толпы вглубь по литейному проспекту.

Раздались выстрелы. Недружные и немногочисленные. Испуганная, взволнованная толпа побежала обратно, оставив на панели и на мостовой несколько раненых и убитых.

Снова качнулась толпа. Закричала. Застонала возмущенная. И люди толчками различными кинулись вперед, точно покатились...

Где-то затрещал пулемет.

Петроградская демонстрация в поддержку Учредительного собрания была расстреляна большевиками. Их верховный главнокомандующий, прапорщик Крыленко оправдывал это тем, что через Учредительное собрание (цитирую) «лжедрузья народа, предатели революции, продавшиеся американским капиталистам бывшие революционеры, стремятся задушить власть рабочих и крестьян». Между тем, в «манифестации принимали участие рабочие Обуховского и Патронного заводов, Василеостровского, Выборского и других районов. Именно этих рабочих и расстреливали. «И сколько бы не лгала газета «Правда», - писал тогда Максим Горький, - она не скроет этого позорного факта». Статья Горького в газете «Новая жизнь» называлась «Девятое января – пятое января», то есть он проводили параллели между царским «кровавым воскресеньем» 1905 года и расстрелом красногвардейцами мирной демонстрации в январе восемнадцатого.

Защитники Учредительного собрания были разгромлены. Теперь можно было разогнать и сам парламент.

В кулуарах Таврического дворца было мрачно и неуютно. Бродит несколько иностранных корреспондентов. Бродим мы, депутаты большинства, бродят многочисленные красногвардейцы и матросы, зевающие и скучающие. Открытие учредительного собрания все откладывается и откладывается. Большевики заседают. Говорят, ждут результатов демонстрации. Победят манифестанты – придется говорить одним языком. Победят красные –тогда будет язык другой. Тогда не придется стесняться с «контрреволюционными» социалистами. Заседают и левые эсеры. Их депутаты беспрестанно советуются с большевистской фракцией. Заседаем и мы. Но что же мы можем сделать? Мы, которые составляем большинство народных избранников, и которые не имеем даже достаточной силы, чтобы проникнуть в большой зал заседания большевиков. Ведь у дверей зала стоят вооруженные матросы. Мы обсуждаем положение. Но что мы можем сделать?

Вся галерея полны так называемых «приглашенных». Гости эти особенные, пришедшие по пригласительным билетам большевистского коменданта. Все большевистское дно здесь налицо. Рабочие, вооруженные кронштадцы, вооруженные солдаты различных полков с красными звездами и также вооруженные красногвардейцы. Вся эта пестрая толпа шумит, грохочет, слоняясь из буфета в буфет.

И вот, наконец, мы с чувством обреченных, мы – народные избранники, входим в зал. Нас встречает хохотом, диким свистом и руганью полупьяная галерка. Справа в одной из лож сидит Ленин. Он положил свою голову на руки и издали кажется, что он спит. Видна только большая, круглая и блестящая лысая голова.

Говорит Церетели... шум, гам, наведенные винтовки.
Говорит Чернов... Говорят многие другие. И речи всех ораторов текут в безудержном шуме, в хаосе диких звуков, которые рождает галерка. И от этого все речи, даже самые красивые, самые честные и благородные, кажутся ненужными, беспомощно-жалкими.

Хохот, пьяный хохот, господствует над всем. И только тогда, когда всходят на кафедру большевистские депутаты, бурными аплодисментами приветствует их галерка.

Далеко заполночь. Большевистская фракция уже давно покинула зал заседания, за ней последовало большинство левых эсеров. Зато многие из гостей, большей частью матросы, спустились из верхних лож вниз в зал заседаний. И бесцеремонно, точно это в порядке вещей, заняли депутатские места. Громко между собою переговариваются, шутят, и нещадно курят.

Матрос Железняк подходит к В. Чернову и что-то ему говорит в полголоса. Нам не слышно. Но мы видим волнение нашего председателя. Встаем с мест. Зал заседания заполняется матросами и солдатами. Все кончено.

На следующий день двери Таврического дворца наглухо закрыты. И красногвардейцы железным кольцом охраняют все подступы к нему.

Мы спорим. Обсуждаем, каким путем продолжить заседания, так дерзко прерванные вооруженной рукой большевистского правительства. Разные проекты... неисполнимые, нереализуемые. Собраться в Финляндии. Собраться на Украине. В Сибири.

За нами стояла Невооруженная Правда, которой большевики противопоставили Вооруженную ложь.

Да, на нашей стороне была законность, великие идеалы и вера в торжество демократии.
На их стороне были пулеметы и ружья.
За ними стояла толпа.