1. Перейти к содержанию
  2. Перейти к главному меню
  3. К другим проектам DW

16.01.2001 Зимняя война

Гасан Гусейнов
https://p.dw.com/p/1SZz
Здравствуйте, в эфире программа «Бывшее и несбывшееся». В студии – Гасан Гусейнов.

Сегодняшняя наша тема – Финляндия между Германией и Россией перед второй мировой войной. Зимняя война, как называют советскую агрессию в Финляндии, или «незнаменитая война», как стыдливо называли её в Советском Союзе, вообще говоря, только одним отличается от других захватов большими странами – малых. В 1940 году, уже раздавив Польшу, Гитлер проиграл воздушную войну в небе Англии. А Сталин формально выиграл короткую, но кровавую войну с Финляндией. Оккупировав только юго-восточную часть Финляндии, Красная армия всё-таки не выполнила основной задачи – восстановления старой имперской границы. Гитлер был единственным влиятельным политическим деятелем тогдашнего мира, поддержавшим Сталина. Это, впрочем, не помешало ему, начиная поход против России, потребовать от Финляндии поддержки. О том, как Карл Густав Маннергейм - когда-то генерал русской армии, а потом маршал Финляндии – помешал обоим кровавым усачам поработить его страну, об этом популярная историография как в Германии, так и в России вспоминать не любит. А между тем как раз в последнее время публикуется всё больше архивных материалов. Особую ценность представляют рассекреченные архивы России. Одним из таких недавно опубликованных материалов мы воспользуемся. Речь идет о стенограмме, которая называется так: «Совещание при ЦК ВКП(б) начальствующего состава по сбору опыта боевых действий против Финляндии 14-17 апреля 1940 года».

Итак, Гитлер поддерживает в 1939-1940 году Сталина в желании того вернуть под шумок отделившиеся части старой империи, а Сталин испытывает свою армию, им же и обезглавленную в 1937-1938 годах. Но не будем понимать историю как безлюдную игру надчеловеческих сил.

    История и политические решения понятнее, когда их освещают через опыт людей и личные судьбы, но трудно, может быть, мне смотреть на Зимнюю войну глазами человека, который узнаёт о ней впервые теперь, спустя 60 лет. У моего поколения живы рассказы родителей, да и информация всем была доступна о том, что было. Финны травматизированы и тем, что после второй мировой войны Финляндия была объявлена одним из ее совиновников, а вот о Зимней войне, да и вообще о сговоре Сталина и Гитлера тогда, конечно, было говорить не принято, а сейчас, как некоторые надеются, бесполезно. Но трудно забыть, что каждый десятый житель нашей страны лишился из-за нападения сталинского СССР своего имущества, земли, промысла. Финляндия потеряла второй по величине город - Выборг - и должна была эвакуировать 10 процентов населения.

Говорила Аннели Ойала, научная сотрудница института России и Восточной Европы в Хельсинки. Она родилась через много лет после Зимней войны. А главным собеседником будет 77-летний свидетель эпохи Антти Карппинен. В 1960-70-х гг. Он был дипломатом, послом Финляндии в СССР и в Германии. Давайте сквозь оптику этого финского дипломата и прекрасного знатока Германии и России перечитаем сегодня страницы бывшего и несбывшегося

Антти Карппинен:

    Моя биография проста. Я родился в 1923 году. В силу семейных обстоятельств учился в немецкой школе в Риге. В Латвии провел все тридцатые годы, во время войны, а именно в 1942-1943 гг. служил в финской армии. Потом изучал германистику и славистику в Хельсинки, а в 1954 году поступил на государственную службу, работал дипломатом в Москве, Петербурге (тогда он назывался Ленинградом), Праге. Закончил карьеру дипломата в должности посла Финляндии в ФРГ. Вот уже 11 лет я на пенсии. Внимательно слежу за научной дискуссией об отношениях Сталина и Гитлера и о природе тоталитаризма середины 20 века в журналах «Новая и новейшая история», «Вопросы истории», да и вообще в современной русской историографии. Великим Княжеством Финляндским с 1809 до 1917 годов занимались, вообще говоря, и раньше. Но историю самостоятельного финского государства с 1917 года и, конечно, Зимнюю войну, трудно было марксистским историкам объяснить. Во-первых, это была агрессия, а во-вторых, и аннексия территорий, защищённых двусторонними договорами между Советским Союзом и Финляндией. Таких больших договоров было три. Тартуский мирный договор 1920 года, договор о границах 1932 года и договор о ненападении того же года (оба договора были продлены в 1934 г.). Эти договоры закрепляли за финским государством право на международную защиту его нейтралитета и в 1939 году.

Добиваясь только одного – признания своего нейтралитета и соблюдения взаимных обязательств, Финляндия не должна была тешить себя иллюзиями.

Международное право до конца второй мировой войны не определяло механизм решения конфликтов. А сталинская мотивировка начала финской войны, сохраняющая силу в российской историографии и сегодня, была простой именно потому, что в центре её – столь же грандиозная, сколь безумная задача. Сталин не просто расширял Советскую страну, он восстанавливал границы старой империи. Поэтому и задачу ставил лихую: за две недели, как было сказано в приказе по Ленинградскому военному округу, обезопасить северо-западные рубежи СССР на вечные времена. За две недели – и на вечные времена. На упомянутом уже совещании с командирами Красной армии по итогам Финской кампании 1940 года Сталин сам называет войну против Финляндии очередным завоеванием этой страны Россией.

Сталин:

    «Мы знаем из истории нашей армии, что Финляндия завоевывалась 4 раза и считали, что война, возможно, продлится до августа или сентября 1940 года. Но до этого не дошло. Большой план большой войны не был осуществлен, и война кончилась через 3 месяца и 12 дней, потому что наш политический бум, поставленный перед Финляндией, оказался правильным.

    Мы с начала войны поставили перед финнами два вопроса: либо идите на большие уступки, либо мы вас распылим и вы получите коммунистическое правительство которое вас распотрошит, и они предпочли первое.»

Тогда же, в 1940 году, Троцкий указал на подноготную, и на бесплодность зимней кампании: «Наступление на Финляндию находится, как будто, в противоречии со страхом Сталина перед войной. На самом деле это не так. Кроме планов, есть логика положения. Уклоняясь от войны, Сталин пошел на союз с Гитлером. Чтоб застраховать себя от Гитлера, он захватил ряд опорных баз на балтийском побережье. Однако, сопротивление Финляндии угрожало свести все стратегические выгоды к нулю и даже превратить их в свою противоположность. Кто, в самом деле, станет считаться с Москвой, если с ней не считается Гельсингфорс? Сказав А, Сталин вынужден сказать Б. Потом могут последовать другие буквы алфавита. Если Сталин хочет уклониться от войны, то это не значит, что война пощадит Сталина. Берлин явно подталкивал Москву против Финляндии. Каждый новый шаг Москвы на Запад делает более близким вовлечение Советского Союза в войну»

В своей полемике с Троцким Сталину остаётся признаться в том, что он действует «по обстановке»:

Правильно ли поступило наше правительство и партия, что объявили войну Финляндии? Война была необходима, т.к. мирные переговоры с Финляндией не дали никаких результатов, а безопасность Ленинграда надо было обеспечить безусловно. Начало войны зависело не только от нас, а от международной обстановки. Там, на западе, три самых больших державы вцепились друг другу в горло, когда же решать вопрос о Ленинграде, если не в таких условиях, когда руки заняты и нам представляется благоприятная обстановка?

Таким образом, если что-то и могло удержать Красную армию, то никак не договор, заключенный с непокорными финнами. А вот как хорошо товарищу Сталину удалось обеспечить своей агрессией безопасность Ленинграда, показала блокада города, в которой примут участие и войска северо-западного соседа, не забывшего вероломства Советов. Но пока у нас идет сороковой год, и Сталин с восхищением следит по сводкам за тем, как успешно гитлеровские бомбардировщики разрушают Ковентри:

    «Кто хочет вести войну по-современному и победить в современной войне, тот, товарищи, побольше бомб должен давать противнику. Для того, чтобы оглушить его, нужно перевернуть вверх дном его города, тогда добьемся победы. Но наша армия не сумела приспособиться к условиям войны в Финляндии»

- пеняет Сталин своим военачальникам, оставшимся в строю после больших чисток конца 30-х годов. Уверенность в том, что только слабый должен приспосабливаться к сильному соседу, дорого стоила подданным «отца всех народов». Перед финнами между тем стояла совсем другая задача. Вот как говорит о ней бывший тогда, в конце тридцатых годов, совсем молодым человеком Антти Карппинен:

Антти Карппинен:

    В 1938 году нам важно было подтвердить своё стремление к нейтралитету и тем, что мы на глазах всего мира хотим и умеем самостоятельно защищаться. Поэтому на Карельском перешейке между Ладогой и Финским заливом, среди болот и озёр мы проложили линию укреплений. Но когда советская пропаганда твердила, что Линия Маннергейма – это финская линия Мажино, что-де строилось это всё по рекомендациям германских, французских и английских офицеров – специалистов по фортификации, – то это всё просто вздор. Ну было там несколько солидных бункеров, а в основном – бревенчатые доты. Конечно, были и противотанковые рвы, и гранитные валуны использовали. В 38-ом и 39-ом годах десятки тысяч молодых людей строили эти оборонительные укрепления, и все эти работы были открыты для международных инспекций, потому что единственное, чего мы хотели, - нейтралитет. Но советская пропаганда толковала это как угрозу Ленинграду. Мы, якобы, готовили плацдарм англичанам и французам для нападения на СССР. Потом – до заключения пакта с Гитлером – наиболее вероятным противником снова стали немцы, а после пакта и раздела Польши между Германией и Россией враг снова принял для Советов англо-французские очертания.

Постоянно меняющий обличье противник для любой армии опасен прежде всего психологически. Бесстрастная стенограмма апрельского обсуждения итогов финской кампании зафиксировала и беседу Сталина с армейским комиссаром второго ранга А. И. Запорожцем:

Сталин: Были дезертиры?
Запорожец: Много.
Сталин: К земле в деревню уходили или в тылу сидели?
Запорожец: Было две категории. Одна – бежала в деревню, потом оттуда письма писала. Здесь местные органы плохо боролись. Вторая – бежали не дальше обоза, землянок, до кухни. Таких несколько человек расстреляли. Сидят в землянке 3-5 человек, к обеду выходят на дорогу, видят – идет кухня, возьмут обед – и опять в землянку. Когда появился заградительный отряд НКВД, он нам очень помог навести порядок в тылу. Вот был такой случай в 143 полку. В течение дня полк вел бой, а к вечеру в этом полку оказалось 105 самострелов. В одном полку 105 человек самострелов.
Сталин: В левую руку стреляют?
Запорожец: Стреляют или в левую руку, или в палец, или в мякоть ноги, и ни один себя не изувечит.
Сталин: Дураков нет.

Последние слова товарища Сталина потонули в дружном смехе. Но, как говорится, «поворотись-ка, сынку». На утреннем заседании командарм 2-го ранга В. Н. Курдюмов жаловался на неподготовленность Красной армии к условиям военных действий в бывшей колонии.

Курдюмов: Дело в том, что до войны с Финляндией мы опыта боевых действий в лесу не имели...
Сталин: Этот опыт был 4 раза. Финляндию брали 4 раза: во время Петра брали – леса там были, после Екатерины – Елизавета брала, леса тоже были, потом Александр 1 – леса были, и теперь – 4-й раз. Пора бы знать нашей армии, что в Финляндии есть леса. Есть болота и есть озёра.

Сталин не счел нужным упомянуть, что кроме лесов и болот, Финляндия располагала парламентской демократией.

Антти Карппинен:

    Наши инициативы, направленные на то, чтобы отстоять финский нейтралитет, были отвергнуты Москвой. Разделив Польшу, советское правительство предложило Финляндии те же условия размещения советских войск на её территории, которые были вынуждены принять прибалтийские Литва, Латвия и Эстония. Но финская делегация, прибывшая на переговоры в Москву, не могла принять этих условий, потому что их никогда бы не утвердил наш парламент. И тут советская дипломатия допустила, так сказать, ошибку. Молотов тогда прямо заявил, что Советский Союз в одностороннем порядке нарушает договор о ненападении.

К словам финского дипломата Антти Карппинена добавлю, что именно эта маленькая ошибка стоила Советскому Союзу членства в Лиге наций. Впрочем, тогдашняя Лига наций для Сталина была чем-то вроде парламентской ассамблеи совета Европы (ПАСЕ) на сегодняшней политической сцене.

Мы продолжим наш разговор о Зимней войне в следующей передаче. До встречи через неделю.