16.07.2001 Преимплантационная диагностика

Неделю назад мы начали разговор о проблемах, касающихся исследования и использования в научных целях человеческих эмбрионов. Оживлённые, а нередко и ожесточённые дебаты на эту тему в Германии не утихают. С одной стороны, интенсивное развитие этого направления открывает, по мнению подавляющего большинства экспертов, весьма заманчивые перспективы как в сфере профилактики многих тяжёлых наследственных недугов, так и в том, что касается лечения таких болезней, как, например, болезнь Паркинсона, болезнь Альцгеймера, инфаркт миокарда и диабет. С другой стороны, многие философы, политики, юристы, да и сами учёные высказывают серьёзные сомнения в правомерности подобных исследований и предостерегают от поспешных шагов в этом направлении. Одни критики указывают на спорность или, по меньшей мере, непроработанность этических основ этого нового витка евгеники, другие - на слабость и недостаточность научной базы. А тут ещё масла в огонь добавила дискуссия вокруг так называемой преимплантационной диагностики. Репортаж Виталия Волкова:

Оставив в стороне вопросы этики, нельзя не признать, что знания учёных о свойствах эмбриональных стволовых клеток действительно исчерпывающими не назовёшь. Публично излагаемые некоторыми медиками представления, будто стоит лишь пересадить такие недифференцированные плюрипотентные клетки в повреждённый болезнью орган, и они тут же возьмут на себя функцию своих погибших предшественниц, имеют мало общего с реальностью. Всё гораздо сложнее. Достаточно вспомнить хотя бы о проблеме отторжения чужеродной донорской ткани организмом реципиента. Чтобы предотвратить реакцию отторжения, эмбриональные стволовые клетки, предназначенные для пересадки, должны будут выращиваться под конкретного пациента. Для этих целей предполагается использовать метод, именуемый терапевтическим клонированием: он состоит в том, что из донорской яйцеклетки удаляется ядро, содержащее донорскую, то есть чужую для реципиента наследственную информацию, и на его место внедряется ядро взрослой соматической клетки самого реципиента. И лишь затем из такой яйцеклетки выращиваются стволовые клетки.

Впрочем, следует заметить, что из стран Европы лишь Великобритания разрешила терапевтическое клонирование человеческих клеток. В Германии об этом и речи быть не может, поскольку методика несовместима с требованиями немецкого закона о защите эмбрионов. Этот закон, о котором мы вскользь упоминали уже не раз, устанавливает весьма жёсткие нормы, регламентирующие обращение с оплодотворёнными яйцеклетками с момента завершения процесса оплодотворения. И уж конечно, закон запрещает любые научные эксперименты с человеческими эмбрионами, что само по себе делает невозможным получение в Германии эмбриональных стволовых клеток. Собственно говоря, и ввоз эмбриональных стволовых клеток из-за границы закон разрешает лишь постольку, поскольку эти клетки, как считается сегодня, обладают только так называемой плюрипотентностью, то есть могут развиться в клетки разных тканей организма, но не обладают тотипотентностью, то есть не могут развиться в полноценный самостоятельный организм и, значит, не являются эмбрионами. Кроме того, импорт эмбриональных стволовых клеток допускается лишь в том случае, если они культивированы из так называемых «лишних» эмбрионов, полученных в процессе искусственного зачатия ребёнка в пробирке.

Европейский научный фонд, объединяющий 67 исследовательских организаций из 24-х стран, в том числе и Немецкое исследовательское сообщество, признаёт правомерность запрета на репродуктивное клонирование человека, но выступает за то, чтобы терапевтическое клонирование и эксперименты с эмбриональными стволовыми клетками были разрешены во всех европейских странах. Клаус Бартрам, генетик из Гейдельбергского университета, говорит:

«Я исхожу из того, что исследования в области эмбриональных стволовых клеток, связанные с использованием в научных целях эмбрионов, всё равно обречённых на смерть, ни в коей мере не ущемляют человеческое достоинство. А если мы это признаем, то должны будем признать и то, что такие изыскания преследуют самые благородные цели - помочь множеству тяжело больных людей. И уже одно это вполне может служить оправданием такого рода исследований. Правомерно спросить: почему бы Германии не присоединиться к странам, активно развивающим это научное направление?»

Однако у идеи использовать человеческие эмбриональные стволовые клетки в качестве медицинского сырья немало и противников. Сотрудница Гамбургского университета и член комиссии Бундестага по вопросам этики в науке Ингрид Шнайдер говорит:

«Эмбрионы были, собственно говоря, произведены путём искусственного оплодотворения с одной единственной целью: чтобы пары, страдающие бесплодием, смогли завести ребёнка, а вовсе не для того, чтобы обеспечивать биологов экспериментальным материалом. Отступить от этого принципа, сделать эмбрионы расходуемым сырьём значит потрясти саму основу общества, в корне изменить наши нравственные установки, всю систему ценностей. Я полагаю, что мы должны очень серьёзно задуматься над последствиями такого шага. Репродуктивная медицина не вправе превращаться в сырьевую отрасль. Тем более, что существует альтернатива - так называемые адультные, то есть взрослые стволовые клетки, и работа с ними, судя по всему, ничуть не менее перспективна.

Понятно, что немецкие исследователи боятся утратить конкурентоспособность в мировом масштабе, кроме того, тут речь идёт и о научной карьере, и о престиже, и о патентах, и о больших деньгах. Но согласно немецкому закону, эмбрионы могут производиться с единственной целью - для имплантации в матку. Если мы хотя бы раз отдадим эмбрион в качестве сырья в руки исследователей, это будет означать, что мы отказались от концепции абсолютной защиты эмбриона и перешли к относительной, или процедурной, защите, то есть ввели как бы два класса эмбрионов: одним гарантировано «человеческое будущее» и человеческие права, а другие становятся сырьём для исследователей.

Надо сказать, Германия не так уж одинока в своём упорстве. Этическая сторона вопроса живо обсуждается и в США, и в Великобритании. В США, например, с человеческими эмбрионами работают лишь частные коммерческие фирмы, бюджетные средства на такие исследования не выделяются. В Великобритании есть специальное ведомство, выдающее лицензии на работы в этой сфере. А кроме того, в таких вопросах мы не вправе руководствоваться лишь сугубо экономическими интересами. Я хочу ещё раз подчеркнуть, что у Германии есть все шансы найти собственный путь к успеху, развивая направление, связанное со взрослыми стволовыми клетками. Нельзя забывать и о специфическом историческом прошлом Германии - оно заставляет нас подходить к генной инженерии с особой ответственностью.»

Раз уж Ингрид Шнайдер упомянула об искусственном оплодотворении, стоит, пожалуй, чуть подробнее остановиться на ещё одной научной области, связанной с эмбрионами и вызывающей в Германии жаркие дискуссии. Речь идёт о так называемой преимплантационная диагностике, сокращённо ПИД. Имеется в виду методика, позволяющая исследовать полученный в пробирке эмбрион на наличие в его генной структуре определённых наследственных дефектов, чреватых развитием впоследствии тяжёлых заболеваний. Такая диагностика даёт возможность выбрать для имплантации в матку здоровый эмбрион и избавляет мать от перспективы вынашивать ребёнка, обречённого быть инвалидом. В Германии, Австрии и Швейцарии эта методика запрещена, в большинстве других европейских странах - разрешена. Так, в 1993-м году при клинике репродуктивной медицины в Брюсселе был создан центр преимплантационной диагностики - сегодня один из ведущих в Европе. Ежегодно сюда обращаются более 200 супружеских пар, мечтающих обзавестись потомством, но опасающихся, что ребёнок унаследует серьёзный генетический дефект, присущий одному из родителей. Методика, применяемая в Бельгии, на практике состоит в следующем: так называемое экстракорпоральное, то есть осуществляемое в пробирке, вне тела, оплодотворение яйцеклеток производится посредством прямой инъекции в них сперматозоидов. Такой метод создаёт оптимальные условия для проведения ПИД, поскольку к оболочкам яйцеклеток не приклеиваются "лишние" сперматозоиды, способные впоследствии исказить результаты генетического анализа. В течение суток в чашках Петри, помещённых в инкубатор, происходит полное слияние ядер сперматазоидов и яйцеклеток: так образуются эмбрионы. От каждой пары в Брюсселе принято получать от 8-ми до 10-ти эмбрионов. Лишь одному из них суждено развиться в человека, остальным - нет. Сложный этический вопрос? В Брюссельском центре преимплантационной диагностики на него отвечают прагматически. Сотрудник центра Андре ван Штайртигем говорит:

«Такой эмбрион, который получается сразу же по завершении процесса оплодотворения, конечно, имеет большую ценность, чем соматические клетки или, скажем, клетки животных, но всё же он ещё не может считаться полноценным человеком, человеческой личностью. Для меня такой статус плод обретает лишь с рождением.»

Спустя четыре дня, проведённых в инкубаторе, эмбрионы достигают стадии в восемь клеток. Настаёт пора приступать к биопсии. У каждого эмбриона изымаются по две клетки, по которым и будет произведена собственно диагностика. Считается доказанным, что эта манипуляция - лишение эмбриона двух клеток - абсолютно безвредна для будущего ребёнка. Эмбрионы отправляются обратно в инкубатор, а хромосомный набор изъятых из них клеток подвергается анализу. Наиболее пристально изучаются гены, дефекты которых имеются у родителей. Сегодня учёные уже умеют выявлять генные дефекты, ответственные за 17 различных болезней, включая муковисцидоз, гемофилию, болезнь Тэя-Сакса, синдром Дауна, кистозный фиброз и даже некоторые формы рака. Исследователи надеются уже в недалёком будущем создать биочип, способный тестировать эмбрион на наличие чуть ли не 150-ти болезней. Селекция эмбрионов происходит на 5-й день. Больные эмбрионы уничтожаются. Два или три здоровых готовятся к переносу в матку матери. Остальные здоровые эмбрионы погружаются в жидкий азот и в охлаждённом виде будут храниться 5 лет - на случай, если родители пожелают ими воспользоваться. Кстати, совсем недавно в Университетской клинике Бонна впервые в мире была успешно осуществлена имплантация двум женщинам яйцеклеток, подвергшихся искусственному оплодотворению аж 9 лет назад. Одна из женщин уже родила здорового мальчика, другая вынашивает близнецов и находится на 6-м месяце беременности. Правда, тут следует заметить, что в Германии всё тот же закон о защите эмбрионов запрещает их замораживать, поэтому в азот погружаются яйцеклетки, хоть уже и оплодотворённые, но не достигшие стадии слияния обоих ядер, то есть как бы ещё и не эмбрионы. Тогда, в 91-м году, процедура имплантации прошла неудачно, и в силу разных причин медицинского и личного характера вторая попытка была предпринята лишь сейчас. Врач Боннской университетской клиники Ханс ван дер Вен говорит:

«Речь тут идёт, совершенно очевидно, о единичном случае, однако он показывает, что долговременное хранение оплодотворённых яйцеклеток технически вполне возможно. Но наряду с технической осуществимостью следует, конечно, учитывать и проблему этической приемлемости. Здесь предстоит прояснить ещё немало вопросов. Во всяком случае, я не стал бы рекомендовать сегодня бездетным парам прибегать к долгосрочному хранению эмбрионов.»

Кстати, по немецкому законодательству оплодотворённые в пробирке яйцеклетки являются собственностью супружеской пары, которая и определяет сроки их хранения в азоте. Так что теоретически женщина может стать матерью и спустя нескольких десятков лет. Но вернёмся в Брюссель - там, если эмбрионы не востребованы в течение пяти лет, они по выбору родителей либо уничтожаются, либо передаются для нужд науки - например, становятся источником тех самых эмбриональных стволовых клеток, о которых мы говорили в начале передачи.

Надо сказать, что даже самые авторитетные, пользующиеся мировой славой учёные нередко придерживаются по вопросу об обращении с эмбрионами противоположных мнений. Лауреат Нобелевской премии, американский генетик Джеймс Уотсон твёрдо убеждён, что не воспользоваться любой возможностью, предоставляемой современной наукой, - непростительное упущение. Другой Нобелевский лауреат, директор Института биологии развития имени Макса Планка в Тюбингене Кристиана Нюссляйн-Фольхард, высказывается более осторожно:

«Технология преимплантационного тестирования эмбрионов очень трудоёмка и дорога, а кроме того - крайне изнурительна для женщины. Говорят, что отсутствие возможности провести ПИД в Германии вынудит пациенток искать помощи за границей - так же, как в 80-х годах немки ездили в Голландию делать аборты. Но следует иметь в виду, что людей, для которых ПИД - действительно актуальная проблема, крайне мало. Что касается исследований в области эмбриональных стволовых клеток и клонирования, то по-моему, мы знаем пока слишком мало даже о стволовых клетках животных, чтобы начинать опыты на людях. Сначала следует накопить побольше данных, экспериментируя на мышах, свиньях, овцах и так далее, и если удастся на них осуществить всё то, о чём мечтают медики, тогда уже начинать дискуссию о реализации этих возможностей в области медицины человека. Но до этого ещё очень далеко. Ведь пока даже в опытах с клонированием овец доля удачных клонов крайне мала, все остальные - уроды. Человек вряд ли пожелает себе такую же участь.»

Но это - медицинские аспекты. Журналистка Ева Шинделе считает преимплантационную диагностику неприемлемой с этической точки зрения и напоминает в этой связи историю пренатальной диагностики.

«Опыт пренатальной диагностики настраивает на скептический лад. Эта разработанная в конце 70-х методика предлагается сегодня женщинам как рутинное обследование на предмет обнаружения у плода синдрома Дауна, несмотря на то, что отбор пробы околоплодных вод, связанный с прокалыванием амниотического мешка через брюшную стенку, сам по себе существенно повышает угрозу выкидыша. Пренатальная диагностика - это шаг в сторону селекции: женщина подвергается опасности и моральному давлению, поскольку как бы «обязана» родить здорового ребенка. И я боюсь, что ПИД сделает такую селекцию обыденным делом: общественное мнение будет принуждать женщину проходить такой тест в случае, если у неё уже есть больной ребенок или если один из родителей страдает генетическим дефектом, который может быть унаследован ребёнком.»

Это был репортаж Виталия Волкова. От себя добавлю, что у сторонников ПИД есть мощный контраргумент. Как же так, - спрашивают они, - почему отсеять дефектные эмбрионы заранее, до переноса их в матку, нельзя, а потом, когда дефект проявится на стадии внутриутробного развития плода, прервать беременность можно? Где же логика? Острая дискуссия в Германии продолжается.