19.06.2001 Искусство делает политику / Кому нужна классика? / Всё-таки она не упадёт...

- Они же играют в гольф! И то, что им пришлось учиться годами, чтобы загонять мяч в эту маленькую лунку, они считают совершенно нормальным. Но дать себе труд выучить или хотя бы прочитать новое стихотворение, я уж не говорю книгу или философский трактат – нет, это для них слишком большое напряжение...
И самое забавное, что если мячик не загоняется в лунку – виноват игрок, это им ясно. Но если искусство вдруг оказывается непонятным – виноват не зритель, нет. Виновато непонятное искусство.

Такими рассуждениями Жерар Мортье, один из ведущих менеджеров культуры, развлекал публику, собравшуюся в Берлине на 1-й Всегерманский конгресс Культурно-политического общества. Жерар Мортье, бельгиец с очаровательным французским акцентом, является одним из самых влиятельных менеджеров немецкоязычного культурного пространства. После десятилетия во главе Зальцбургского фестиваля, он в этом году принимает новое назначение и возглавит заново организующийся суперфестиваль всея искусств «Рурская триеннале».

Кроме Мортье, в берлинском конгрессе приняли участие и другие ведущие менеджеры от культуры, те, кого действительно можно было бы называть её руководителями: главы концертных агентств, издательств, директора театров и фестивалей. Были, правда, и философы, в том числе небезызвестный Славой Жижек, и профессора высших художественных школ, и министр культуры Германии Юлиан Ниде-Рюмелин собственной персоной. По мнению Ниде-Рюмелина, сейчас граница проходит уже не между культурой коммерческой и некоммерческой или массовой и элитарной (голливудское кино или концерты Бон Джови никто, собственно, уже не причисляет к культуре), а между культурой «ивентной», «престижной» и действительно независимой оригинальной и новаторской. Сын известного в Германии скульптора и философа по образованию, Ниде-Рюмелин является большим другом независимых искусств, вот только граница между любимым им авангардом и истеблишментом становится всё более тонкой и проницаемой.

Кстати, девизом конгресса Кульутрно-политического общества стали три слова, написанных с маленькой буквы и через точку, как интернет-адрес: kunst.macht.kulturpolitik (так и хочется добавить через точку de). Название можно перевести двояко, как «искусство.власть.культурная политика» или, как «искусство делает культурную политику». Впрочем, если следовать выступлениям участников конгресса, то точнее было бы перефразировать его название в «политика разрушает культуру и искусство»... Как рассказывает участница конгресса публицист Мехтхильд Шау...

- Да, что-то в подобном духе и имелось в виду. Во всяком случае, культурная политика выглядит сегодня весьма беспомощно. Во-первых, современное искусство постоянно меняется, а культурная политика остаётся одной и той же. Просвещённых граждан, тех, кто заполнял концертные и театральные залы, становится всё меньше. Музеи, театры и оперы существуют, так сказать, ради факта собственного существования. У новых поколений потенциальных слушателей и зрителей совершенно другие интересы, и интересы эти культурной политикой, как правило, игнорируются. Города, особенно крупные города, полны мигрантами, культура которых вообще не учитывается политиками – в лучшем случае, на неё идут какие-то гроши.

- Похоже, что в Берлине состоялся всегерманский конгресс по обругиванию культурной политики?..

- Её представители усердно занимались «самообругиванием», так что остальным участникам конгресса даже особенно «марать руки» не пришлось. Другое дело, что что-то изменить в такой инертной сфере как политика, действительно очень и очень сложно. Она базируется на годовых бюджетах, федеральных и местных, в которых жёстко зафиксировано распределение средств. Например, берлинская культура получает полмиллиарда марок дотаций. Казалось бы, огромная сумма. Но 80 процентов этой суммы идут на так называемые «большие дома» - на три городских оперных театра, на строительство Музейного острова и другие престижные объекты, а вовсе не на развитие современного искусства. А уж на искусство, которое действительно является новаторским, а значит, по определению, не коммерческим и не престижным, денег и вовсе нет.

- Всё это, безусловно, верно. Но стоны о косности культурной политики – это очень и очень старая песня. Было ли на конгрессе что-то ещё, кроме этого «плача Ярославны»? Остались ли ораторы и участники конгресса на уровне этой «горестной неопределённости», или же им всё удалось сдвинуться с мёртвой точки?

- Причитаний и впрямь было больше всего. Действительно ободряющим можно считать лишь одно - все участники конгресса, как представители от политики, так и люди искусства, в один голос говорили: «Нам нужно искусство. Обществу нужно искусство».

Обществу нужно искусство – такое кредо сформулировал прошедший в Берлине конгресс «Искусство. Власть. Культурная политика». Или, может быть, политике нужны культура и искусство?
Время и место проведения конгресса были выбраны не случайно. Сейчас вопрос о взаимодействии и о диалоге политики и культуры, политики и искусства стоит остро как никогда. Причём инициатива к сближению происходит со стороны политики. Не в последнюю, а точнее говоря, в первую очередь, мы обязаны этим Берлину, превращение которого в витрину национальной культуры является, безусловно, вопросом не только сиюминутного политического престижа. Речь идёт о перестройке всей национальной культуры, ведь до сих пор немецкая художественная жизнь носила федеральный, многополярный характер, при котором маленький Бонн или Шветцинген порою играли не меньшую роль, нежели Берлин, Мюнхен, Кёльн или Гамбург. Теперь же «одеяло натягивается» на Берлин, чему рады в Германии далеко не все. Но, как ни странно, именно в Берлине – городе, к которому приковано самое пристальное внимание политиков – согласия между культурой и культурной политикой мало, как нигде. Сенаторы по вопросам культуры меняются в Берлине со всё возрастающей скоростью, и каждый из них оставляет о себе какую-нибудь неблаженную память. Так, ушедший в результате краха берлинской коалиции Кристиан Штёльцель, попытался закрыть один из трёх берлинских оперных театров. Обвинённый в культурном варварстве, Штёльцель уступил своё место Адриенн Гёлер. Если Штельцель считался либерально настроенным центристом и дипломатом, то за 45-летней Адриенн Гёлер тянется шлейф славы человека резкого, несговорчивого и склонного к радикальным действиям. На пост столичного сенатора по вопросам культуры Гёлер была выдвинута партией «зелёных», из которой она вышла пару лет назад по идеологическим соображениям.

Впрочем, и Адриенн Гёлер пока утверждена на своём посту всего на три с небольшим месяца, до новых выборов берлинского бургомистра. Потрясут ли эти сто дней «рушащуюся новостройку» столичной культуры? Об этом – в одном из июльских выпусков передачи «Культура сегодня».

Кому нужна классика?
Казалось бы, в Германии, стране, где почти в каждом городе есть улица Моцартштрассе или площадь Бетховенплатц, а каждый третий ребёнок обучается игре на флейте, скрипке или, на худой конец, на фортепиано, этот вопрос неуместен. И тем не менее, именно проблеме катастрофического спада интереса к классическим записям был посвящён конгресс представителей крупнейших звукозаписывающих концернов Германии, состоявшийся в прошедший уик-энд в городе Эссене.

Этот конгресс можно было бы назвать и «экстренным заседанием» представителей классического музыкального рынка. Карина Кардашева рассказывает. Ещё год назад большинство руководителей отделов классики крупных звукозаписывающих концернов отстаивали версию о цикличности музыкального рынка: по их мнению, подъём и спад интереса к классической музыке можно сравнить с цикличностью природы или с «колесом судьбы», воспетым немецким композитором Карлом Орфом. Забавным образом, именно запись «Кармины Бураны» Орфа стала одним из последних компакт-дисков, выпущенных гамбургской фирмой звукозаписи «Тельдек-классик» - одним из крупнейших производителей классических записей на европейском музыкальном рынке. Затем руководство концерна BMG, которому принадлежит и фирма «Тельдек», приняло решение о ликвидации «Тельдек-классик». Несколько сотен высококлассных специалистов остались без работы, программа выпуска компакт дисков была свёрнута.

Аналогичным образом действуют и другие гиганты звукозаписи. Так, резко сократили свои классические программы и «Дойче граммофон» или «Берлин-классик».

О проблемах рынка классики шла речь в прошедшую субботу в городе Эссене, на конгрессе профессионалов отрасли. Их съезд был приурочен к началу Рурского фортепианного фестиваля – одного из крупнейших в Европе.

Интерес к классическим записям упал за последние годы столь катастрофически, что ведущие менеджеры отрасли даже не рискнули называть конкретные цифры. Тем более, что от фирмы к фирме драматизм ситуации носит несколько различный размах. Но вот одна из статистических выкладок, которая говорит о многом. На один компакт-диск, который окупает себя или приносит прибыль, приходится от десяти до пятнадцати провальных.

Главную проблему отрасли ведущие менеджеры склонны видеть в нехватке настоящих звёзд.

«Публика хочет видеть и слышать звёзд, - сказал менеджер отделения классики мюнхенского концерна BMG. – Но на то, чтобы «сделать» звезду, необходимо время. Раньше на это уходили годы и десятилетия. Теперь же инвесторы, вкладывающие деньги в музыканта, хотят видеть прибыль уже через год-два».

Такая стратегия приводит к катастрофическому снижению планки качества, к коммерциализации классической сферы. Инвесторы и крупные концерны всё больше теряют интерес к серьёзной классической музыке, вкладывая деньги только в пограничные жанры – так называемую поп-классику, в таких музыкантов как Андре Рьё, Ричард Клайдерман или Андреа Бочелли.

Другая проблема – это отсутствие действительно ярких, харизматичных личностей среди музыкантов нового поколения. Такие звёзды прошлого как Мария Каллас или Герберт фон Караян обеспечивали классическо-музыкальной отрасли многомиллионные обороты и в течение десятилетий после своей смерти. Даже сегодня каждая пятая из продаваемых в Европе классических записей была сделана при участии Караяна. Ничего сравнимого среди музыкантов нового поколения нет. Ещё об одной проблеме классической области говорили директор берлинского филармонического оркестра Франц-Ксаве Онезорг и шеф классического радиоканала «WDR-3» Карл Карст. Эта проблема – отсутствие активных и новаторски мыслящих людей среди менеджеров, руководителей филармоний и концертных залов. Они, как правило, идут по пути «наименьшего сопротивления», демонстрируя то, что Онезорг назвал «репертуарным мышлением». То есть, вместо того, чтобы воспитывать публику, учить её слушать «неудобную музыку», предпочитают сервировать всё те же до боли знакомые блюда: «Пятую» Малера и «Девятую» Бетховена. А их записи уже имеются у каждого меломана-любителя в трёх исполнениях – Караян, Баренбойм и Бернстайн. Происходит затоваривание: классические записи пылятся на прилавках, магазины вынуждены сбывать их за бесценок. Производители терпят огромные убытки. Порочный круг замыкается. Скоро классическая музыка снова окажется «достоянием элиты», предупреждали участники конгресса в Эссене, которые уповают лишь на то, что придет новое поколение – как музыкантов, так и слушателей. Но, может быть, это не так плохо? Раз уж музыка – это товар, то пусть, по крайней мере, будет «эксклюзивным товаром».

Всё-таки она не упадёт...
Колокольня собора в Пизе, небольшом городке неподалёку от Флоренции, - это не только один из многочисленных мощных культурных магнитов. Итальянца в шутку называют Пизанскую башню символом своей страны: всё наперекосяк, но почему-то не падает.

Но шутки шутками, а за восемь веков своего существования башня наклонилась настолько, что специалисты забили тревогу, и даже в общем-то пассивные итальянские власти перешли к решительным действиям. По мнению экспертов, муза мудрости осенила их своими крыльями в самый последний момент: ещё немного – и беломраморная башня, основу которой составляют старые деревянные брёвна, окончательно перешла бы в горизонтальное положение. Весной 1999 года башню закрыли. И вот в прошедшее воскресенье в Пизе состоялось торжественное празднование нового открытия старой башни. Наш итальянский корреспондент Алексей Букалов рассказывает.

«Хоть стой, хоть падай» – эта поговорка, как оказалось, не подходит к одному из чудес света, знаменитой Пизанской колокольне, известной под именем «Падающая башня». За судьбой этого сооружения, венчающего великолепный ансамбль средневековой площади Чудес в итальянском городе Пиза, с волнением и интересом следили миллионы людей в мире. Дело в том, что простоявшая восемь веков в наклонном положении, колокольня вдруг резко ускорила свое падение. Во второй половине 20 века её вершина неуклонно, на 1-2 миллиметра в год, стала приближаться к земле. В результате срочного консилиума у одра прославленной больной, было решено закрыть колокольню для посещений и начать её немедленное выпрямление. 7 января 1990 года последние туристы окинули взглядом окрестности Пизы с той самой точки, где Галлилео Галлилей проводил свои опыты, доказывающие земное притяжение.

Одиннадцать с лишним лет у подножья башни сновали, словно муравьи, рабочие и реставраторы. Они взяли лучшее из тысячи проектов спасения пизанской красавицы, поступивших со всех концов света, в том числе, и из России. Все тонкости операции так и не были раскрыты. Известно лишь, что грунт под фундаментом укрепили, откачав из водоносных слоев мягкие породы и закачав под землю бетонного раствора. Одновременно колокольню медленно подтягивали при помощи 100-метровых стальных тросов и уплотняли грунт вокруг свинцовыми противовесами общим весом 870 тонн. И вот, наконец, леса сброшены, и Пизанская колокольня, как невеста, предстала перед туристами во всей своей былой красе. Удалось уменьшить наклон её вершины в южную сторону на 43 с половиной сантиметра. Ныне отклонение от вертикали составляет 4 метра10 сантиметров. Специалисты утверждают, что теперь колокольня простоит без капитального ремонта еще 250-300 лет.

Ну, просто камень с души упал. Ближайшие триста лет можем не беспокоиться о судьбе Пизанской башни.