21.10.2001 К юбилею Габайдулиной / Письма Генриха Бёля / «Тайна Гитлера»

Сегодня мы расскажем вам о двух очень разных книгах:

Первая называется «Война жестока, зла и ужасна». В издательстве «Киппенхойер и Вич» увидели свет не публиковавшиеся прежде письма Генриха Бёлля.

«Тайна Гитлера. Двойная жизнь фюрера» - так называется книга бременского историка, в которой он доказывает, что у диктатора имелись гомосексуальные склонности, и делает из этого факта далеко идущие выводы

А начнем мы с рассказа о композиторе Софии Габайдулиной.

«В этой деревушке я чувствую себя как дома», - композитор София Губайдулина, отмечающая 24 октября свой 70-летний юбилей, о себе, о Боге и о Германии.

Софья Губайдулина – одно из уникальных явлений музыки 20 века. Её творчество, хоть и относится формально к обойме «новой русской музыки» и упоминается, как правило, в одном ряду с творчеством Шнитке, Денисова, Пярта, но всё же стоит особняком. 24 октября Софии Асгатовне исполняется 70 лет. Более десяти лет назад её второй родиной стала Германия. Она живёт в деревушке Аппен под Гамбургом. Просторный, но почти пустой дом. Рояль. Тишина и спокойствие, которые нарушает лишь соседский кот, который стучится лапой в окно, приходя по утрам в гости.

Как чувствует себя уроженка Казани, в прошлом – жительница Москвы София Губайдулина в немецкой глубинке? Как живётся композитору, в творчестве которого особую роль играет православие, в Германии:

- Я ощущаю это место как свой собственный дом. Я чувствую себя в этой деревушке лучше, чем в Москве. В Москве я растерзанная и у меня слишком много боли. Художник должен жить не только негативными эмоциями, иначе он заразит ими других. Именно на этой земле я получила возможность максимальной концентрации духа. Я только здесь, в Германии, ощутила, что жизнь – это не только преодоление, но что можно наслаждаться жизнью. Здесь и в этом возрасте. Немецкая организованность и стремление сделать жизнь с наименьшей потерей времени - это то, что мне так дорого, когда можно углубиться в молчание, в тишину....

Одной из сенсаций музыкальной жизни Германии «баховского» двухтысячного года стала премьера «пассионов», написанных по поручению Баховской академии четырьмя современными композиторами. Губайдулина, единственная женщина среди авторов, избрала «Страсти по Иоанну». Она считает это сочинение итогом своего композиторского пути.

Однако, когда отзвучала последняя нота Губайдулинских «Страстей», на многих лицах в зале отразилось недоумение: «пассионы» кончились самым трагическим эпизодом, излиянием «семи чашей гнева Господня» из Апокалипсиса, – а где же Воскресение? Что означал подобный финал для Вас подобный финал?

София Губайдулина:

- По существу это мой ответ Ивану Карамазову. Человек должен пережить гнев Божий за то, что он выбирает зло вместо добра. Он должен это пережить. Вот моя концепция. Сначала я сочинила Вторую часть произведения. Я начала с Воскресения Иисуса. Но это воскресение. (В будущем году состоится премьера всей композиции целиком «Страсти по Иоанну и Воскресение»). Но сначала нужно пережить субботу. И «Страсти по Иоанну» я пишу, заканчивая субботой, и рассматриваю как законченное произведение. Но я убеждена, что человек должен пережить субботу тоже, когда Иисус спустился в ад и «разогнал там чертей». Смерть поглощена победой. То есть полный унисон всех инструментов и голосов в одной точке. Унисоны для меня играют очень важную роль. Но эта версия для меня дорога – закончить именно гневом Божиим. Особенно сейчас, в этом веке это настолько актуально. Именно в тексте Иоанна, который настаивает на том, что самое главное – это воля Отца, заключена судьба всего мира, который сейчас на грани исчезновения. Мне кажется, что именно это Евангелие и Апокалипсис сейчас наиболее актуальны...

«Только тогда миру явится женщина-композитор, когда мужчина родит ребенка», - высказался как-то Иоганнес Брамс. Что бы ответила великому немецкому композитору Женщина и Творец София Губайдулина?

София Губайдулина:

- У композиторов очень часто инфантильное сознание, поэтому я не принимаю в расчет такие вещи. Женщина отличается от мужчины тем, что ее сознание направлено по вертикали. Она вся устремлена к той сути, которая творит, рождает. И все ее сознание поэтому довольно темное. Я по себе вижу. Я в себе чувствую в себе типично женское сознание. Мужское сознание светлое. Оно горизонтальное. Оно логическое. Одно является следствием другого. И это светлое прозрачное сознание, которым я восхищаюсь. Но я не обладаю этим, к сожалению. Если отключиться от инфантилизма, то надо сказать – и то и другое является крестом бытия – горизонталь и вертикаль, мужское и женское, ночь и день – это условия существования мира. Говорить что-нибудь против этого смешно.

С Софьей Губайдулиной встретилась наша корреспондентка Ирина Парфёнова.

Письма Генриха Бёля Лауреат Нобелевской премии по литературе, один из крупнейших немецких писателей 20 столетия - Генрих Бёль, скончался в 1985 году в своей живописной деревенской усадьбе к западу от Кёльна, почти на бельгийской границе, и оставил гигантский архив, систематизацией и публикацией которого занимаются сотрудники фонда, носящего имя писателя. Последняя публикация, увидевшая свет в начале октября в издательстве «Киппенхойер и Вич», стала маленькой сенсацией в книжном мире Германии.

878 не публиковавшихся до того фронтовых писем Генриха Бёлля рассказывают о некоторых страницах биографии писателя, которые по целому ряду причин, до сих пор оставались наименее освещёнными.

Генриху Бёллю едва исполнилось 22 года, когда он в 1939 году был призван на действительную военную службу в Вермахт. Вплоть до капитуляции Германии в 1945 году он был активным участником Второй мировой. Письма были почти единственной отдушиной для молодого солдата. Почти каждый день писал он своей возлюбленной Аннемари Цех, на которой он женится в конце войны – письма приходили из Франции, Польши, Венгрии, России. По письмам видно, как его спонтанное отвращение к войне перерастает в осознанный пацифизм, и с другой стороны – как формируется автор Генрих Бёль. До призыва в армию он успел опубликовать лишь пару юношеских «проб пера».

«Война жестока, зла и ужасна. Как звери таимся мы в наших берлогах в ожидании, когда нас накроет крупнокалиберной волной. Некоторые из минут этого кромешного ужаса навсегда выжжены в моей памяти – как мера всех иных вещей и событий».

Горячо верующий и прилежный католик, Генрих Бёль часто пишет о войне в стиле Священного писания, употребляя такие понятия как «ужас», «страх божий», «ад» и «варварство». На передовой Бёль был недолго, поэтому в основном его письма содержат описание «отвратительной бессмысленности» солдатской жизни, суть которой стоит в следующем:

«..маршировать, участвовать в муштре, писать письма, пить, драить полы, снова пить и, прежде всего, - ждать, ждать, ждать...»

Видимо, отчасти в психотерапевтических целях Бёль в деталях описывает грязь, мерзость и однообразие тылового быта:

«Вокруг – ни капли любви, страсти, да какое там – даже ненависти нет на всех этих бесконечных одинаковых лицах. Ни отчётливых черт, ни красок, ни настроения. Они не живут – и не страдают».

Для того чтобы оценить путь, пройденный писателем, которого позже будут называть «совестью нации», одним из крупнейших пацифистов послевоенной литературы, автором «Глазами клоуна» и «Города привычных лиц», интересно взглянуть и на другого, неизвестного Бёлля:

«Полный отказ от собственный воли - неизбежная составляющая солдатского бытия - в какие-то мгновения становится мне почти приятен. Я разделяю солдатскую тыловую тоску и страстное желание наконец оказаться на фронте, там, где сейчас идёт наступление. Ах, это должно быть прекрасно, врезаться в бескрайние просторы России! Я бесконечно страдаю оттого, что вынужден находитьcя в тени, протухая в пыли казарм...»

Конечно, многие стороны фронтовой жизни остались неотражёнными в письмах Генриха Бёлля – не будем забывать, что полевая почта (в начале войны – выборочно, а к концу – во всё более массовом порядке) подвергалась цензуре. Второй «отборочной инстанцией» стала супруга писателя, Аннемари Бёль, урождённая Цех: она лично просмотрела все предназначенные для публикации письма, примерно на четверть наложила своё вето, а некоторые другие значительно сократила.

И, тем не менее, фронтовые письма Бёлля – это одно из самых волнующих, живых, остро личных документальных повествований о войне, какие мне приходилось держать в руках.

«Тайна Гитлера» В первые дни «книжного месяца» октября, в аккурат к началу книжной ярмарки во Франкфурте, в берлинском издательстве «Александр Фест ферлаг» увидел свет солидный, почти на 500 страниц том, на суперобложке которого красовалось название «Тайна Гитлера. Двойная жизнь Диктатора». Выпуск книги планировался с тщательностью блиц-крига: публикация вышла сразу на шести языках – включая японский и «оба английских» (британский и американский). Имя автора до самого последнего момента держалось в тайне. Им оказался бременский историк Лотар Махтан, известный по своей книге «Смерть Бисмарка и слёзы Германии», опубликованной два года назад.

Книга готовилась как событие полускандального характера, и не обманула ожиданий издателей: пожалуй, ни об одной из франкфуртских новинок не писали столько, как о книге Махтана. Так в чём же состоит пресловутый «секрет Гитлера»?

Вот что отвечает на этот вопрос сам автор, историк Махтан, в своём интервью на страницах газеты «Вельт»:

«Это можно сформулировать в одной фразе: Гитлер отдавал предпочтение мужчинам. Или, точнее говоря, у фюрера имелась гомосексуальная предрасположенность. На первый взгляд, этот факт может показаться малозначительным. Однако эта деталь позволяет нам взглянуть на биографию диктатора из совершенно другой перспективы и обнаружить в ней детали, на которые мы прежде, возможно, не обращали внимания».

Казалось бы, о ком - о ком, а о Гитлере-то сказано уже всё: более 100 тысяч публикаций посвященных этой исторической личности. И, разумеется, Махтан далеко не первый, кто обращается к аспекту странноватой личной жизни фюрера. Махтан дал себе труд с невероятной старательностью и скрупулёзностью ещё раз прошерстить гигантский объём во многом разрозненных архивных, мемуарных и прочих материалов, связанных с фигурой Адольфа Гитлера. Однако, как, прямо скажем, не очень добросовестный прокурор, он «подбирает» доказательства под заранее заготовленный тезис о гомосексуальности диктатора.

При этом, как признаётся сам Махтан, ни одного «безупречного и неопровержимого с юридической точки зрения доказательства» ему найти не удалось. Скорее речь идёт о трактовках давно известных фактов.

Да, Гитлер, выросший без отца и фиксированный на своей матери, портрет которой висел над его кроватью до самых последних дней жизни, с фрейдистской точки зрения обладал почти идеальными предпосылками для приобретения сексуальных комплексов, осложнявших отношения с женщинами, следствием чего могло стать влечение к собственному полу.

На равнодушие Гитлера к женщинам обращали внимание и его сослуживцы по фронту Первой мировой, и участники того чисто мужского союза, который начал сплачиваться вокруг фигуры фюрера в начале двадцатых годов в Мюнхене – в скором будущем эта формация превратится в НСДРП.

Фотографии Гитлера в окружении юнцов, которые смотрят на него, вне всяких сомнений, влюблёнными глазами, казалось бы, безоговорочно подтверждают тезисы Махтана, однако справедливости ради следует заметить, что с таким же обожанием на него смотрели и женщины – странная притягательная сила этого человека явно носила эротический характер и действовала как на мужчин, так и на женщин.

Правдой является то, что Мюнхен в двадцатые годы был «голубой столицей» Европы. «Гомосексуальная сцена» Мюнхена насчитывала до сорока тысяч человек. Тем временем, отношение к гомосексуализму со стороны общества и закона было весьма далеко от сегодняшнего: однополые контакты считались уголовным преступлением, карались лишением свободы и мучительным «принудительным лечением». Неудивительно, что баварские «спецслужбы» тех лет усердно собирали «компромат» именно в голубой среде.

Так, Махтан приводит показания некоего юноши, которые рассказывает о гомосексуальных контактах с «мужчиной, который говорил с австрийским акцентом». Юноша обратил внимание на «чёлку, которая всё время падала мужчине в глаза».

Ах, эта знаменитая чёлка! Однако если мы посмотрим на фотографии Гитлера тех лет, то никакой чёлки мы на них не обнаружим, она появится лишь позже. Столь же апокрифический характер носят и другие доказательства: яко бы, кто-то видел досье Мюнхенского полицейского управления, содержавшие доказательства гомосексуализма Гитлера.

Более чем вероятно, что, если документы действительно существовали, то Гитлер, придя к власти, первым делом принял бы меры к их уничтожению. Однако сегодня доказать это невозможно.

Одним из наиболее интересных аспектов книги Лотара Махтана «Тайна Гитлера. Двойная жизнь диктатора» является его анализ так называемого «дела Рёма» - в 1934 году Гитлер отдаёт распоряжение о физическом уничтожении верхушки СА во главе с Эрнстом Рёмом. Гомосексуализм в верхних этажах СА был широко известным фактом. Вполне возможно, что у Рёма имелись рычаги давления на Гитлера, и что лишь с его уничтожением состоялся собственно приход диктатора к власти.

Есть в книге и воспоминания секретарши Гитлера Кричты Шрёдер: она не сомневается в том, что между Фюрером и Евой Брун не было никаких интимных контактов, что и объясняет склонность Браун к истерии и её периодические влюблённости – преимущественно в мужчин большого роста.

Лотар Махтан проделал гигантскую исследовательскую работу. Единственно непонятно: зачем? Ничего принципиально нового факт извращённой сексуальности диктатора в себе не несёт. Как признаёт сам Махтан, факт гомосексуальности фюрера «не имеет никакого отношения к его политическим шагам, в частности, к решению об уничтожении евреев».

Как подчеркнул специалист по истории эпохи национал-социализма Ханс Момзен, типичным для Гитлера являлось отсутствие какого-либо человеческого влечения, звенящая безлюдная пустыня вокруг него. Гитлер любил только себя и свою власть. Все остальные – гетеро- и гомосексуалисты, мужчины или женщины, представители высшей расы и «недочеловеки» были для него лишь объектами, инструментами, человеческим материалом, для реализации его безумных идей.