«Под знаком катастрофы» - в Оберхаузене подходит к концу важншейший в Европе фестиваль короткометражных фильмов

Фестиваль короткометражных фильмов в Оберхаузене считается важнейшим в Европе форумом всего, что не попадает в категорию «большой художественный фильм»: это и игровые короткометражки, и всевозможные видео эксперименты, и музыкальные клипы, мультфильмы, анимация и, и, и... Оберхаузен является старейшим и крупнейшим фестивалем короткометражных фильмов в Европе. На рубеже десятилетий, когда бурные 80-ые перехлёстывали в ещё более бурные 90-ые, у фестиваля сложился имидж передового, слегка левацкого, радушно принимающего гостей со всего инакомыслящего мира, но особенно – из Восточной Европы и весьма политизированного. Не изменил это традиции и 48-ой по счёту фестиваль, собравший кинематографистов из 58 стран мира. Часть программы, в которой участвуют в общей сложности 450 лент, отсмотрел Виктор Кирхмайер:

Оберхаузенский фестиваль – старейший праздник «короткометражного кино». Почти за пять десятилетий его устроители собрали гигантский архив короткометражек и выступают в качестве дистрибьютора и пропагандиста этого увлекательного и разнообразного жанра. Главное достоинство Оберхаузенского фестиваля в том, что акцент ставят на искусство. Искусство кино, искусство медиа. Идеи щедрой рукой разбрасываются авторами. Среди лауреатов прошлых лет и десятилетий – цвет европейского и мирового кинематографа: Мартин Скорсезе, Вернер Херцог, Дэвид Линч, Ромуальд Кармакар и Франсуа Озон. На конкурс принимаются любые форматы вплоть до музыкальных клипов и нарочито дилетантских авторских видео. Но отбор строгий. В программу на этот раз попали менее 10 процентов поданного материала.

Как заметил в приветственном обращении руководитель фестиваля Ларс Хенрик Гасс: «Уникальность нашей работы определяет последовательность фильмов в которой каждая следующая лента подчёркивает относительность предыдущего высказывания, что при показе полнометражных картин невозможно. Мы получаем удовольствие от презентаций различий, от момента в котором киноленты начинают думать сами, отодвигая концепцию программы на второй план».

Фирменная марка фестиваля – кураторские тематические проекты, ретроспективы лент, увидеть которые где-либо ещё практически не возможно. В прошлом году в программе “Out of time” речь шла о времени в кино, на этот раз тема фестиваля - «Катастрофы». В спецпоказе на протяжении 14 двухчасовых сеансов исследуется тема «Катастроф» - личных, природных, техногенных, террористических. Как индивидуумы справляются с катастрофами, как манипулируют картинами бедствий масс-медиа и политики? На фестивальном плакате – линии проводов электропередачи и небольшой, но угрожающий самолёт в углу. Заставка, которой начинается каждый показ, реализует идею немного инфантильно, но визуально вполне убедительно. Автор клипа – небезызвестный нашим слушателям Андрей Горохов. В чёрно-белом кадре – карточный домик на полу комнаты, на заднем плане – ноги сидящего на диване человека. Слышен нарастающий шум пылесоса, приближающийся к домику. Андрей Горохов поднимает ноги, экран гаснет, начинается киносеанс:

Говорит куратор спецпрограммы Флориан Вюст:

- Мы пытаемся проанализировать природу катастроф, так сказать, занимаемся «археологией» катастроф прошлого, и конечно, нам интересно, насколько наши современные технологии позволяют предупреждать катастрофы и справляться с их последствиями. Прежде всё было проще: пока в мире сохранялось противостояние систем, можно было мыслить в «чёрно-белом режиме». Сегодня все иначе. Конечно, гигантские арсеналы вооружений никуда не исчезли, сохраняются и другие угрозы. Но всё менее понятно, где находится пресловутая роковая кнопка и какой палец может на неё нажать. Где враг, где может произойти следующий теракт? В течение пяти дней фестиваля мы пытаемся осветить различные аспекты и этой проблемы тоже.

Концентрируя катастрофы на экране, программа всё же немного отрывается от действительности, погружаясь в метафизическую трясину. Визуализация «катастрофического сознания» прошедших десятилетий, особенно индустриальных 80-х уже не воспринимается столь остро, как это было в годы становления экологического движения. Экспериментальные ленты тех лет кажутся немного манерными, пафосными, похожи на видеоклип к музыке в стиле индастриал, как например американо-швейцарский фильм «Грязное место» (“Dirty site”). Очень странная ч/б лента - «Аэродинамическое яблоко» («Apple grown in the wind tunnel») (США). Фильм не игровой и не документальный, впечатляет самодостаточными, запоминающимися кадрами-картинами. Чаще всего в кадре - радиоприёмник, мусорные свалки, автомагистрали. Людей не видно. Слышен лишь голос передающий по радио необычные рецепты. Невидимые обитатели «развалин цивилизации» составляют алхимические микстуры, в надежде обрести целебное средство, возможно - снадобье от самой цивилизации. Ингредиенты собирают на периферии химзаводов, на свалках, в грязных лужах, около автобанов. Красной нитью сквозь увиденную мной часть спецпоказа «Катастрофы» тянулась разбитая на фрагменты документальная история о технических преимуществах футуристических строений, собранных из плоских геометрических элементов. Такой огромный шар можно было видеть в семидесятые годы на международной выставке ЭКСПО в Канаде. Рассказ начинался с экологических и эстетических преимуществ. Изобретатель пояснял, что шар-шампиньон, похожий на футуристический готический собор, пригоден для самых разных нужд. Но закончилось всё тем, что этот «собор» лучше всего подходит для размещения военных радаров.

В программе заметно преобладали американские ленты, страны, волею судеб до недавнего времени избежавшей крупных катастроф. Однако, обострённое апокалиптическое сознание её обитателей – притча во языцех. Поэтому, ретроспектива отчасти воспринималась, как реакция американских кинематографистов на тему того, а что если и у нас ...

Мысли вслух испанки Клаудии Аравены о человеческой памяти, объединяющей прошлое и настоящее, на фоне телекадров катастрофы 11-го сентября, напротив, казались внутренним голосом планетарного «сознательного». Лучшее из увиденного на фестивале ещё раз подтвердило идею о том, что в кино большой хронометраж не обязательно гарантирует качество продукта.
Раздражало обилие сентиментальщины, тривиальных, собранных будто бы из конструктора «Лего» историй, часто крайне затянутых. Возникало впечатление, что это – плохо выношенный эмбрион не состоявшегося телесериала о любви и дружбе. Радость от просмотра программы короткометражных фильмов, тут необходимо согласиться с директором фестиваля, получаешь от свежести тем и быстроты их смены. Когда программа зависает, односложный сюжет невыносимо затягивается, рука автоматически тянется к пульту дистанционного управления. Зато были отличные мультики. Например, пластилиновые истории: немецкая «Современный циклоп» и испанская о телевизоре, перед которым протекает жизнь заурядной, но уморительной семейки. Интересную работу под названием «Пхеньянские девушки-роботы» (“Pyongyang robogirls”) о грациозных девушках-полицейских на перекрёстках столицы последнего в мире государства рабочих и крестьян, представил финн Симоюкка Руиппо. Съемки велись тайком. К сожалению, задавшись вопросами о рефлексии Востока и Запада на тему друг друга, о человеческом и механическом, автор смонтировал фильм и подобрал музыку в стиле этакого клипа группы “Chemical Brothers”. В результате лента, использующая уникальный материал, смотрелась довольно постановочно и неоригинально.
К сожалению, автору этих строк не удалось попасть ни на один просмотр детской программы. В Оберхаузене представила свою новую работу «Тимун и нарвал» - чудесную историю слепого мальчика эскимоса и его тёти, превратившейся в нарвала, классик российской мультипликации – Наталья Орлова.

Россия и вообще постсоветское пространство представлены в Оберхаузене традиционно широко, на этот раз немного слабее, чем в прежние годы. Большой интерес публики вызвал фильм Татьяны Деткиной – «Сидеть в шкафу» - история брата и сестры, встретившихся после долгой разлуки, и чтобы сделать сюрприз своей бабушке, забравшихся в шкаф где обои становятся свидетелями семейной ссоры, но решают хранить молчание. Этот фильм показали также в спецпрограмме по франко-немецкому телеканалу «АРТЕ».
Кроме того на конкурс попали - двухминутный видеофильм Нины Котёл и Владимира Сальникова о людях и зверях - «Почувствуй себя тигром» и проект авангардной московской группы «За анонимное и бесплатное искусство» «Жили были». Это трёхминутная анимация из серии абстрактных анекдотов о Ленине и Сталине. Ленина изображает квадрат, а Сталина треугольник. Оба медленно кружатся на экране. Голос за кадром сообщает «Жили-были Ленин и Сталин вместе. Долго жили, но детей у них не было...» Под конец всё же появляется ребёнок в виде кружочка. «Такой способ изображения подчёркивает символическое и мифологическое значение персонажей», - сообщал каталог, а «основой для визуальной интерпретации служит учение о форме и цвете Малевича и Кандинского». Студент ВГИКа Игорь Волошин привёз в Оберхаузен ленту «Сука» о контрактниках в Чечне. В аду войны «профессиональные убийцы» не обращают внимания соответствует ли противник «образу» и профилю «врага». Русские убивают русских.

«Мой фильм представлен здесь в международной программе, он называется «Сука». Это фильм о войне, в частности о войне в Чечне, но лента не касается политических сфер. То есть это фильм о людях, чья жизнь предназначена для этой ситуации. Они живут и умирают ради войны. Это контрактники, которые всю свою жизнь проводят в горячих точках. Этот фильм о абсурде войны, о том, что война - зло, порождающее зло. Нелепая смерть, которая является кульминацией фильма, подчёркивает эту идею».

Уже в прошлую субботу были распределены награды за музыкальные клипы. Первый приз получил “Take me to the broadway” группы “Gonzales”, втором - германо-грузинский продукт – “Game” - на музыку Ники Мачаидзе, на третьем месте – клип популярного немецкого хип-хоппера Яна Делэя (Jan Delay) «Я не хочу, чтобы вы пели мои песни». Об остальных лауреатах вы узнаете из нашей программы культурных новостей.

«..И только в области балета» - танцовщик Николай Цискаридзе, вернувшийся в Москву после сенсационного сезона в Париже, рассказывает об особенностях национального балета и театральной жизни в разных странах

Судьбу Николая Цискаридзе, одного из самых талантливых молодых русских танцовщиков, решила фраза, произнесенная главным балетмейстером Большого театра Юрием Григоровичем после выпускного экзамена в хореографическом училище: "Грузину - пять и взять в театр".

Уже пятый сезон Цискаридзе танцует на сцене Большого. Он - безоговорочный премьер балетной труппы и самый молодой народный артист России. Российская пресса не знает удержу, рассыпаясь в комплиментах обаятельнейшему танцору. Всё более пристально всматриваются в стройную фигуру Цискаридзе и западные специалисты в области балета: Новый Барышников? Или Нуриев? Реинкарнация незабвенного Нежинского? Первое знакомство западноевропейской публикой – с Цискаридзе, а Цискаридзе – с западным стилем и условиями работы состоялось в прошедшем сезоне. Елена Грановская побеседовала с недавно вернувшимся в Москву Николаем Цискаридзе.

Зимой этого года балетный мир облетела новость: руководство парижской Опера де Пари решило пригласить русского танцовщика Николая Цискаридзе на главную партию в балете Минкуса "Баядерка". Сенсационной эта новость была потому, что французы, очень бережно относящиеся к своей школе танца, боятся иностранных влияний и крайне неохотно приглашают в спектакли иностранцев. Более того, даже французским танцовщикам, окончившим балетное училище при парижской консерватории или какую-нибудь другую балетную школу страны, кроме одной-единственной - собственно школы при Опера - путь на сцену прославленного театра как правило заказан.

«Первое время мне было очень тяжело, потому что я не привык к такому расписанию и, естественно, ко мне было очень пристальное внимание. Было в этом плане тяжело. Но в Париже идеальные условия для работы. И все, что касалось особенно меня, дирекция делала все так, что мне было очень удобно».

Спектакль "Баядерка" был поставлен на сцене Опера де Пари Рудольфом Нуриевым в 1993 году. Он во многом изменил традиционный хореографический рисунок балета, приспособив его, что называется, "под себя", т.е. к своим техническим данным.

«В России "Баядерка" считается силовым спектаклем: весь арсенал больших прыжков у мужчин, очень сложных больших именно прыжков, а у Нуреева в спектакле практически отсутствуют большие прыжки, задействована только мелкая техника. Танцовщику приходится делать много женских движений, то, что в России называется женскими, а для западных артистов это абсолютно нормально. Это делать все гораздо легче, ты гораздо дольше будешь сохраняться как артист на сцене. Изнашиваемость организма гораздо меньше идет, чем при таких силовых мужских танцах, к которым привыкли русские танцовщики».

В Опера де Пари очень бережно относятся к наследию Рудольфа Нуриева. Есть даже специальный хореограф, строго следящий за точным исполнением его постановок, вплоть до мельчайших деталей. В отличие от Большого или Мариинки, импровизации здесь невозможны. Для Цискаридзе это означало - месяц тяжелой и кропотливой работы, часы и часы изнурительных репетиций. Из солиста, с огромным успехом в течение четырех лет танцующего в Большом театре партию Солора в "Баядерке", он снова превратился в послушного ученика - заново учил роль, учил новый хореографический текст. К счастью,

«То, что касается условий для танца, для работы вообще, - в Париже идеально все, все продумано: и репетиционные залы, и буфеты, и место для отдыха, все продумано идеально, тем более, когда мне что-то, допустим, было надо, мне хотелось посмотреть спектакль или куда-то пойти, все делали так, что мне было очень удобно. Я за месяц очень отвык от многих проблем, элементарно даже вот как поесть, потому что в Большом нет такой системы питания, как в опере продуманной. Чтобы поесть, приходится выходить из театра, а в опере не надо выходить, там столовая работает с раннего-раннего утра и до позднего вечера, ты можешь завтракать, обедать и ужинать, вообще не выходя из здания».

Труппа парижского балета знаменита своей иерархической структурой, сродни петровской табели о рангах. Каждому артисту присваивается определенное звание, высшее из которых - этуаль, т.е. звезда. Потом идет "первый танцовщик", потом просто "танцовщик" и.т.д. Перескочить через ступеньку, чтобы попасть сразу из, скажем, четвертого класса во второй - невозможно. Чтобы получить следующий статус, который означает более интересные роли и, между прочим, прибавку к жалованью, нужно сдать экзамен.

«В России к артистам, которые в ранге этуалей французских, отношение такое же, как к обыкновенным актерам, а во Франции, когда ты являешься этуалью, то ты очень определяешь даже политику, без твоего мнения не имеют права что-либо решить. Так как по сравнению с моими партнершами, допустим, я был этуалью, а они первые танцовщицы, они на ранг ниже меня, то всегда спрашивали о порядке репетиций меня, а не их. Не потому что я гость или я мужчина, а потому что вот я этуаль, а они нет. Вот эта иерархия в Парижской опере очень сильно действует».

Отзывы балетных экспертов на танец Ц. были одна восторженнее другой. Приглашение в "Баядерку» блестящего русского танцовщика было названо событием "революционным". Вот что писала, к примеру , французская "Фигаро":

«Цискаридзе обладает шармом и выразительной непринужденностью, не вписывается в советский стиль Большого театра с его мужественными танцовщиками. Мягкость мускулов, нежность и свежая непосредственность".

«Как часто, особенно в таких традиционно "небалетных" странах, как Германия, приходится слышать голоса, утверждающие, что время классического балетного искусства прошло, что в наши дни головокружительные па солистов воспринимаются разве что как спортивные упражнения, а перестроения кордебалета на сцене - как бессмысленный военный парад.

Есть классические спектакли, которые должны сохранятся так, как они были. Мы же не будем переписывать Джоконду или перестраивать Колизей, правильно? То же самое и классические спектакли. Такое же произведение искусства. И есть много интересных очень спектаклей современных, в той же Германии, спектакли Ноймайера, которые безумно интересные, или Форсайта».

Но центром классического балета по-прежнему остается Париж?

«Я вообще считаю, что это Мекка для балета, и это было и будет всегда. Дело в том, что балет – такое искусство, которое передается из ног в ноги. Есть театры с огромным стажем, допустим, Большому театру 225 лет, а труппе балета Опера де Пари - 340 лет. Россия и Франция остаются в лидирующем положении относительно балета».

Что же, перефразирую известное гордое изречение – «Хотя бы в области балета...».

Авторы:

Виктор Кирхмайер: Оберхаузен

Елена Грановская: Николай Цискаридзе