Власти боятся американцев не так, как журналистов!

17 марта информационные агентства оповестили о мощном взрыве, произошедшем на оживленной улице в центре Кандагара. (Этот теракт вызвал особый резонанс в СМИ еще и потому, что был совершен в день приезда в Афганистан главы американского Госдепартамента Кондолизы Райс). Однако у "НВ" есть особые причины для того, чтобы обратить особое внимание на это событие – ведь во время взрыва серьезное ранение получил наш корреспондент Ахмед Дурани. На днях он вышел из госпитали и сегодня рассказывает о том, что произошло с ним 17 марта и после этого: АД: 17 марта в Кандагаре я с коллегами из местной прессы и агентства "АП" ехали на машине на американскую военную базу для участия в пресс-конференции. Когда мы проезжали по главной улице Кандагара, перед нами произошел мощный взрыв. Осколки попали мне в ногу, я получил четыре ранения. Также пострадали мои коллеги и водитель нашего такси. Далее я находился в бессознательном состоянии, и очнулся в кандагарской больнице, единственной в Кандагаре. Как я потом узнал, взрыв был мощный, в результате погибли несколько шести человек, около тридцати человек получили тяжелые ранения. Кто осуществил теракт, не известно до сих пор. Представители талибов в тот же день заявили, что они к нему не причастны. По информации, курсирующей в Кандагаре, основанной на словах очевидцев, что к взрыву причастны те полевые командиры, которые не довольны кампанией по разоружению, лишающей их дохода. Что можно сказать об условиях, в которых вы пребывали в больнице? АД: В Кандагаре медицина в самом плохом состоянии, нет ни нормальных медикаментов, ни, (и это самое главное), нет врачей, на которых можно положиться. На юге Афганистана, впрочем, не только на юге, но и в центе, в самом Кабуле, нет врачей. Только те студенты, которые только что окончили медицинский факультет университета в Кабуле и после стажировки сразу лечат людей. Кроме того, практически все лекарства в Афганистан привозят из Пакистана, но от этих лекарств нет толка. Афганца говорят, что если эти таблетки или микстуры пить, то не будет ни вреда, ни пользы. Афганские и пакистанские коммерсанты в целях наживы договариваются на фармацевтических фабриках, и им по заказу делают лекарства, фактически не содержащие собственно дорогостоящих лекарственных препаратов, или содержащие их в минимальной концентрации, но под тем же названием. А состояние самой больницы? АД: Можно говорить о том, что в больнице койки, куда кладут раненных, очень старые. В палатах стоит запах крови, поскольку за последние 25 лет там лежали только раненные. Ремонта в больнице, где я лежал около 15 дней, не проводилось за последние 25 лет ни разу. После двух недель лечения в Кандагаре я и мои коллеги вынуждены были поехать в Пакистан, где мы неделю лежали в частном госпитале в Карачи. Там мы платили сумасшедшую сумму 50-60 долларов ежедневно. В эту стоимость входила и стоимость койки, и стоимость лекарств. После того, как у нас закончились деньги, мы вышли из госпиталя. А в Кандагаре лечение было бесплатным? АД: Прием больных или раненных – бесплатный. Но все лекарства, которые выписывают врачи, надо доставать на базаре. Для того, чтобы за больным ухаживали, обязательно приходится врачу, сестре или медбрату деньги подсунуть или дать заранее, чтобы они присмотрели как положено. Это говорит о том, что сами медики получают самые низкие зарплаты: 50 долларов в месяц. Но все же вам это обходилось дешевле, чем в Пакистане? АД: По сравнению с Карачи мы платили там вдвое дешевле. Принимали ли участие в вашей судьбе и в судьбе ваших коллег местные власти, иностранные представительства, американские военные, которые в Кандангаре располагают военной базой? АД: В нашей судьбе никакие иностранные представительства не участвовали. У нас была надежда, что мы попадем в госпиталь на американской военной базе в Кандагаре – одной из самых больших в Афганистане. Но американские представители нам сказали, что этот госпиталь – не для частных лиц и, тем более, не для журналистов. Там находятся американские раненные, военнослужащие, там есть свои секреты. Они там держат своих генералов, своих полковников, своих солдат, которые на юге Афганистана либо подорвались на минах, либо получили ранения в перестрелках с талибами. Они боялись, что мы у них не стали узнавать, как они получили ранения. А местные власти? АД: На четвертый день к нам подошли из управления уголовного розыска департамента полиции Кандагара, и попросили нас как журналистов рассказать о том, как произошел взрыв, кого мы видели на месте происшествия и нет ли у нас информации о тех, кто причастен к взрыву. Но нам нечего было на это сказать – мы ничего такого не видели. Просто у дороги лежал грязный мешок, и он взорвался. Как мы потом узнали, там был тротил, и туда были полжены гвозди и другие металлические предметы. В Афганистане на сегодня власти как в центре, так и в регионе, не так боятся американцев, как журналистов. Журналист – он все разузнал, он расскажет об этом по всему миру. Мы чувствовали, что некоторые из тех полевых командиров, которые сегодня находятся у власти, были рады тому, что с нами произошло, чтобы об их преступлениях меньше знали. А простые жители были этим разочарованы, потому что их желания, их просьбы только через нас уходят. Со стороны официальных властей, помимо полицейских, никто к нам не проявил внимания и беспокойства о журналистах. Есть ли в Афганистане журналистские объединения, которые могли бы помочь вам в возникшей ситуации? АД: В Кабуле есть журналистское объединение, куда входят представители оппозиционных группировок. Эти журналисты представляют интересы тех группировок, которые обеспечивают их деньгами или средствами связи. Я не участник этой организации. Мы хотели в свое время создать объединение независимых корреспондентов, которые работают в регионах Афганистана и не защищают интересы каких-либо политических группировок. Но когда мы это попробовали организовать, власти нам сказали: не надо совать нос, куда не надо, а то вы пожалеете об этом. Ведь они знали, что мы завтра выйдем, например, на те дела, которые они совершают сегодня по наркобизнесу. Нынешнее афганское правительство, новые министры. И последний вопрос: поправились ли Вы после ранения? АД: Медицина не могла мне вылечить ногу, как положено. В Пакистане считается ситуация лучше, но, к сожалению, я и сегодня страдаю болями в левой ноге, где была сломана кость.