О больших летних выставках
И вот наши сегодняшние темы:
Между кризисом и прорывом: немецкое кино на кинофестивале в Мюнхене чувствует себя примерно также как российское кино – на фестивале в Москве
Между китчем и интересом к истории: в Боннском музее открылась выставка, посвященная Чингиcхану
Обретение: в Риме, под полом Базилики сан Паоло фуори ле Мура, обнаружен саркофаг апостола Павла
Я говорила и не устану это повторять и впредь: искусство – не место для протекционизма и вообще для размахивания национальными флагами. Любые попытки вытащить что-то в первый ряд по национальному признаку заканчиваются тем, что на первый план выходит отнюдь не лучшее. Особенно нелепо выглядят попытки продвигать «свое, нашинское» в рамах международных форумов. Гости недоуменно пожимают плечами, отечественным критикам да и кинематографистам становится стыдно. Спрашивается – для чего все это нужно.
Немногочисленные коллеги, доехавшие до недавно завершившегося московского кинофестиваля, вернулись в полном убеждении, что Россия – страна больших патриотических фильмов, сделанных по голливудскому образцу, только хуже, чем голливудские. Разубедить теперь их будет крайне сложно. Но не вредно замечать бревна и в собственных глазах: продвижением не всегда лучших образцов отечественного кино отличается и Мюнхенский кинофестиваль – второй после Берлинале кинофорум страны. Оттуда с противоречивыми впечатлениями только что вернулся мой коллега Йохен Кюртен:
Когда раздаются позывные фестиваля, глаза сами собой закрываются: оказаться в мягком кресле прохладного просмотрового зала после раскаленной мюнхенской жары само собой настраивает на отдых. И далеко не всем картинам удается вывести публику из этого состояния летнего анабиоза.
Мюнхенский фестиваль называется международным, и действительно – примерно половину из почти двухсот фильмов большой программы составляют зарубежные ленты. В обще сложности представлены 32 страны, особенно широко – Япония и Латинская Америка. Но по числу показов – абсолютный лидер, а количество рекламы не оставляет сомнений в целях фестиваля. Немецкие фильмы укомплектованы в две программы. В одной – телевизионные фильмы, в другой – снятые прежде всего для киноэкраны. Хотя телевидение и кино в Германии порою напоминают сиамских близнецов, сросшихся, правда, уже в зрелом возрасте. Проблема, конечно, в том, что деньги, включенные в их обмен веществ, поступают из примерно одних и тех же источников. В идеальном случае объединение телевизионного кармана с кинематографическим ноу-хау может принести и положительные плоды. Беттина Райтц отвечает за поддержку кино на Баварском телевидении:
- Качество фильма и его успех у публики напрямую зависят от того, сколько фильм стоил. Собрать деньги в Германии непросто – так что, чем больше будет партнерств, тем лучше.
Но даже при полном слиянии кино-души с телевизионными источниками финансирования таких магнитов для публики как «Бэтмэн» или «Война миров» в Германии никто не производит. Даже национальными блок-бастерами, которыми нынче хвалится российский кинематограф, мы похвастаться пока что не можем. «Гуд бай, Ленин», увы, не сделал погоды. В пору предположить, что немецкое кино страдает какой-то врожденной ложной скромностью. Когда его напрямую спрашивают: скажи, хочешь ли ты, чтобы фильмы приносили большие деньги – оно начинает, как та жеманная барышня, стыдливо отмахиваться: «Да нет, ну что вы, что вы!».
Не подумайте однако, что хороших немецких фильмов нет вообще. Пример тому – лента «Октоберфест». Баварского, как вы понимаете, производства. Фильм игровой, целиком и полностью ложащийся на плечи двенадцати прекрасных актеров (большинство из них постоянно работают в Мюнхенских театрах). Действие фильма разыгрывается среди павильонов, каруселей и «биргартенов» знаменитого пивного праздника. Здесь, на лугу Терезиенвизе, скрещиваются и переплетаются судьбы героев картины Йоханнеса Бруннера:
- Может, это прозвучит несколько напыщенно, но мюнхенский Октоберфест – это предтеча всех больших праздников и фестивалей, коими изобилует наш современный мир. Октоберфест существует веками, на Терезиенвизе он проводится уже почти двести лет, сюда собираются свои и чужие, и неудивительно, что здесь решаются судьбы…
Фильм, о котором можно было бы сказать, «немецкое качество» - кабы такое качество в кино существовало, как оно существует, скажем, в автомобилестроении. На мой взгляд – честолюбия и решимости обращаться не только к отечественной публике. В этом смысле коллега Йоханнеса Бруннера, режиссер Гордиан Мауг, сделал следующий шаг:
В своем фильме «Цеппелин» он рассказывает историю трех поколений: дед, пионер воздухоплавания, гибнет при крушении цеппелина «Гинденбург» в 1937 году, отец в течение всей жизни не может преодолеть эту травму, внук, реконструирующий жизнь деда и отца. Фильм не игровой, но и не исключительно документальный – он представляет тот жанр, который сегодня принято называть «документальной драмой». Для широкого проката он, во всяком случае, годится скорее, чем иная художественная лента.
Что до игрового кино, то пресловутая «новая немецкая волна», о которой, вслед за французскими критиками, охотно пишут и отечественные коллеги, то она почти не дала о себе знать в Мюнхене. Единственным представителем «нувель вог альмань» был Кристоф Хоххойслер, чья лента «Лжесвидетель» уже демонстрировалась в Каннах. Главный герой фильма – юноша, который, преодолевая комплекс неполноценности, начинает брать на себя ответственность за разнообразные преступления, о которых он, в свою очередь, узнает из бульварных газет. Болезненное желание заявить о себе миру, свойственное любому поколению, сегодня приобретает особый оттенок, полагает режиссер ленты:
- В нашем, современном мире реальность настолько конструируется средствами массовой информации, что тому, кто хочет найти в ней свое место, приходится становиться бунтарем и конструировать собственную реальность в противовес той, что ему навязывается.
Йохен Кюртен о Мюнхенском кинофестивале.
К следующей теме:
Я знаю, мне должно быть стыдно: разумеется, древний правитель могучей империи кочевников, не имеет никакого отношения к посредственному, но прилипчивому хиту двадцатилетней давности. Тем не менее, именно с этой песенкой для подавляющего большинства немцев ассоциируется само имя Чингисхан. Положение должна, однако, изменить выставка, открывшаяся только что в федеральном выставочном Зале в Бонне – именно здесь проходят крупные исторические и археологические выставки, собирающие порою до миллиона посетителей и больше.
Здесь-то и открылась выставка с названием, которая дословно переводится «Чингиз-хан и его наследники – всемирная империя монголов». Название не случайно. Расскажу ее предысторию, тем более, что она тесно связана и с Германией:
Посреди степи в Северной Монголии высятся развалины буддистского монастыря Эрбене Зуу. Полдюжины монахов нашли убежище в его руинах – коммунистическую эру пережили лишь несколько построек некогда гигантского конгломерата храмов и келейных корпусов. Кое-где ещё видны остатки мощной крепостной стены – когда-то она служила защитой столицы мировой империи. Монастырь Эребене Зуу был сооружён на месте столицы Татаро-монгольской империи – города Каракорум, основанного Чингисханом в 1220-ом году. Раскопки Каракорума – совместный проект Германии и Монголии. Соответствующее соглашение было подписано в 98-ом году. В течение последующих семи лет овеянные легендами руины раскапывает бригада из шести сотрудников института археологии Боннского университета и сорока монгольских энтузиастов.
Проект, которому немецкие археологи предавали лишь узко-профессиональное значение, для монгольских коллег являлся поводом для национальных амбиций.
Руководитель раскопок Ханс-Георг Хюттель рассказывал в интервью немецкой волне:
Это сердце Монголии, место национальной самоидентификации. Например, существует надпись, датируемая 1346-ым годом, в которой Каракорум называется «местом, откуда пошла династия Юань» - монгольская династия в Китае. Далее значится: «Основывая этот город, они заложили и основу своего будущего госудраства». То есть, политический символизм Каракорума больше чем значение города как такого. В том числе, и сегодня. Посмотрите на самую крупную монгольску банкноту в 10 тысяч тугриков. Что мы на ней видим? Правильно, дворец Огедай-хана, сына Чингисхана. Это изображение, конечно, плод фантазии, но сам факт говорит о символическом значении древней столицы.
В начале 90-ых годов, после крушения «социализма степного типа», в Монголии происходили процессы, аналогичные тем, что происходили и в других государствах постсоветского пространства: мощная волна национальной самоидентификации, возвращение к народным обрядам, к религиозным и культурным корням. Древняя Монголия, великая империя, державшая под контролем большую часть Евразии, оказалась символом этого Возрождения, а Чингисхан стал культовой фигурой «младомонголов». Ханс-Георг Хюттель весьма быстро понял, о чем идет речь. Два раскопочных сезона спустя – в 2002 году – он скажет нашей радиостанции:
Они хотят иметь какой-то «показательный объект», так сказать, «кусок осязаемой истории». Что-то, что отличалось бы от степи вокруг – будь то дворец, или храм, или ещё какие-то постройки, относившиеся к центральной части города – хоть что-нибудь, из чего можно будет сделать этакий «зоопарк татаро-монгольского периода».
Стоит ли говорить, что немецкие археологи были, мягко выражаясь, не в восторге от повышенного интереса к результатам раскопок в Эрбене Зуу. Опасаясь, что их работа приведет к сооружению «монгольского Диснейэнда», они сочли за благо завершить свой проект. Куратор боннской выставки Генриетта Пляйгер рассказывает о результатах экспедиции:
- От города осталось немного – Каракорум был разрушен китайцами в 1380 году. Но то, что некогда находилось на этом месте, наверное, вызывало восхищение. Посреди степи был воздвигнут абсолютно космополитический город: дворец хана был построен китайскими архитекторами, сюда свозились лучшие мастера со всего мира. В городе был кийтайский квартал, был арабский квартал. Должно быть, это был удивительный город.
Быть может – так как то, о чем говорит Генриетта Пляйгер, основывается не столько на материальных находках, сколько на теоретических реконструкциях, основывающихся на древнекитайских и древнеперсидских письменных источниках. Сами раскопки сенсационных находок не принесли. Поэтому в Боннской экспозиции немногочисленные и не слишком броские археологические трофеи – керамика, бронзовые украшения, фрагменты сбруи, - обильно приправлены географическими картами, которые показывают распространение монгольского владычества, табло с цитатами из персидских, китайских и древнебуддистских летописей, рассказывающей о великом хане-кочевинке, копиями сохранившихся изображений, в которых далеко не все историки склонны узнавать чингиз-хана. Древнейшее из них относится к 13 веку и хранится тайваньском национальном музее в Тайпее. На изображении – властитель с теми самыми раскосыми и жадными глазами, о которых, опираясь лишь на собственное наитие, писал поэт.
Выставка «Чингизхан и его наследники» в Бонне содержит больше загадок, чем ответов, и скорее будит интерес к древней империи, нежели утоляет его….
И к последней теме.
«Даже если бы в Египте нашлась новая пирамида, размером с пирамиду Хеопса, эта находка не имела бы большего значения, чем наша» - так, без ложной скромности, начал свое выступление перед журналистами итальянский археолог Джорджио Филиппи. Ему и его коллегам удалось обнаружить саркофаг апостола Павла. Анатолий Иванов с подробностями.
«Pavlo Apostolo Mart» - „Мученик апостол Павел» - гласила полустертая надпись на мраморной плите перед алтарем в римском храме Сан Паоло Фуори ле Мура. Одна из четырех центральных базилик Рима на протяжении почти двух тысячелетий служила местом упокоения мощей апостола, обезглавленного в 64-ом году, по приказанию императора Нерона. Здесь, на Латеранской дороге, был похоронен апостол-мученик, здесь, по приказанию императора Константина, был воздвигнут первый храм в его славу. Однако где именно находилась могила святого Павла в многократно перестраивавшейся гигантской Базилике – не знал никто. Два пожара и регулярные наводнения на протяжении веков меняли структуру здания. Да и как прикажете вести раскопки под мощными мраморными плитами, на которых зиждется лес гранитных колонн? Поиски, использовавшие самые современные технические методы, продолжались более пяти лет - и увенчались успехом. В центральной части храма, под слоем кирпичной кладки, некогда являвшейся, по всей видимости, частью стены древней базилики Сан Паоло, был обнаружен мраморный саркофаг, соответствующий сохранившимся описаниям - некогда он был воздвигнут посередине храма, открытый взорам паломников. Размеры и древность саркофага не оставляют сомнений что речь идет о главной реликвии храма. Камера, введенная через крошечное, диаметром всего в сантиметр, отверстие, уже завтра могла бы дать ответ на вопрос, что именно находится в саркофаге. Но тут дотторе Джорджио Филииппи скромно отступает в сторону: «Я сделал свое дело», - говорит Ватиканский археолог. Что будет с саркофагом дальше – будет ли он вскрыт, поднят из земли и выставлен на всеобщее обозрение или нет – решать его святейшеству».
Святой Павел, видевший себя «растворенным в духе христовом», учил не предавать значения материальному, но помышлять о «духе чистом».
Анатолий Иванов о находке в древнем римском храме сан Паоло Фуори ле Мура.