Портрет: Фридрих Готлиб Клопшток
Клопшток родился в 1724 году в Кведлинбурге в респектабельной семье юриста, воспитывавшей своих 17 детей в строго лютеранском духе. Он был старшим ребёнком. В это время Германия была раздроблена на сотни герцогств, княжеств, графств, свободных городов, епископств и аббатств, в которых нередко были свои законы и свои деньги. Исконно саксонский Кведлинбург только что был присоединён к владениям бранденбургско-прусских монархов. Кстати, дом, в котором родился Клопшток, находился рядом с тем местом, где, согласно преданию, в 919 году был коронован герцог Саксонский Генрих Первый Птицелов, позднее воспетый Клопштоком.
В 15-летнем возрасте Клопшток был отправлен в старинную школу Шульпфорта под Наумбургом в Саксонии, где он провёл 6 лет. Школа, основанная ещё в 16 веке, готовила своих воспитанников к дальнейшему изучению богословия, однако в ней по-прежнему были живы гуманистические традиции. Именно здесь Клопшток получил основательные знания латыни и древнегреческого языка и стал горячим поклонником таких античных авторов, как Гомер, Вергилий и особенно Гораций.
В школе действовали строгие правила. Ученикам не позволялось покидать территорию учебного заведения. Каникул не было. За 6 лет пребывания в Шульпфорте Клопшток лишь дважды виделся с родителями.
Распорядок дня в школе был строго регламентирован. Подъём в 5 часов. В 6 часов утра – латинская грамматика, диалектика, риторика. На завтрак – суп. В 7 утра – богослужение в церкви. В 8 утра – греческая грамматика. В 9 часов – повторение пройденного материала, второй завтрак. В 10 часов – чтение Библии. В 12 часов – чтение истории или Цицерона. В 2 часа дня повторение прочитанного. В 3 часа дня – чтение на латыни Горация, Вергилия, Овидия. В 4 часа – богослужение. Затем прогулка в галерее монастырского двора. В 5 часов – чтение Библии. В 6 часов – повторение прочитанного. В 7 часов – скромный ужин. Программа обучения была, скажем так, несколько односторонняя.
«Видеть нас не учили. Нас не учили читать великую книгу природы. Географии не уделялось практически никакого внимания. Путевые записки не читались, как мне кажется, никогда. Чуждым оставалось искусство, за исключением искусства слова.»
Искусством слова, однако, Клопшток в школе овладел. Он поставил перед собой цель соединить библейский язык с языком древнегреческих и древнеримских классиков и, таким образом, создать особый язык для немецких писателей и поэтов, которые в то время ориентировались на язык французской литературы периода позднего барокко. В своей произнесённой по-латыни речи на выпускных торжествах Клопшток дал обзор античной эпической поэзии и обратился к современным поэтам Германии с призывом заняться созданием подлинно национальной эпопеи. В этой же речи Клопшток выразил уверенность в том, что он станет поэтом, которому удастся создать новый немецкий литературный язык.
В 1745 году Клопшток начинает изучать богословие в университете Йены, но вскоре переводится в Лейпциг. Здесь он начинает усиленно заниматься философией, особенно учением Лейбница о совместимости научного познания с религией, что стимулировало интерес Клопштока к светским наукам, но в то же время побудило его продолжать работу над начатой поэмой религиозного содержания.
В Лейпциге Клопшток сблизился с поэтами из журнала «Бременские материалы», основанного учениками Готшеда, отошедшими от своего учителя. Общение с друзьями-поэтами укрепило Клопштока в уверенности в том, что объединёнными усилиями они смогут привести немецкую поэзию к небывалому расцвету.
В 1747 году Клопшток в кругу друзей читает первые песни своей «Мессиады», которую он завершит лишь в 1773 году. Слушатели в восторге и в смятении: слишком уж рискованными представляются и содержание, и богатый смелыми метафорами и неологизмами поэтический язык. К тому же, поэма написана никогда до сих пор не использовавшимся в немецкой поэзии гекзаметром. Поэтому опубликованы первые три песни «Мессиады» были лишь по получении благожелательных отзывов из Гамбурга и Цюриха, определявших в то время литературный канон.
Поэма сразу же вызвала живой интерес как в Германии, так и в Швейцарии. Клопшток получает широкую известность. И это несмотря на упорные старания самого Готшеда опорочить «Мессиаду», в которой он усматривал «дурной вкус». Готшед, будучи убеждённым рационалистом, считал, поэму излишне эмоциональной.
Однако, несмотря на популярность, материальное положение Клопштока оставляет желать лучшего. Поэтому в 1748 году он бросает университет и на 2 года становится домашним учителем в одной купеческой семье в городе Лангензальц. Впрочем, принял это место Клопшток ещё и потому, что именно в этом городе проживала его кузина, в которую он, обменявшись с ней несколькими письмами, был заочно влюблён и даже посвятил ей оду «Будущая возлюбленная». Встретившись с ней, Клопшток увидел в ней свой женский идеал, но девушка не ответила на чувства поэта. Да и купеческая семья подыскивала для своей дочери более солидного жениха, чем талантливый, но неустроенный кузен.
В 1750 году Клопшток принимает приглашение известного швейцарского критика и поэта Иоганна Якоба Бодмера, который, в отличие от Готшеда, придавал большое значение чувству и воображению в искусстве, и отправляется в Цюрих. Бодмер предлагает Клопштоку поселиться у него в доме и обещает избавить его от материальных забот, чтобы тот мог завершить «Мессиаду». Бодмер считал, что «Мессиада» изменит судьбу немецкой и швейцарской поэзии. Однако гость оказался совершенно не похожим на того не по годам степенного мудреца, каким представлял себе Бодмер автора «Мессиады». Настроения, которые владели в Швейцарии молодым поэтом, прекрасно передаёт ода «Цюрихское озеро», являющаяся своего рода гимном молодости, земной радости, женской красоте, дружбе и вину.
Этого Бодмер простить своему гостю не мог. Всё это ему казалось профанацией высокой миссии поэта, призванного воспеть подвиг Христа. Бодмер тщетно пытается образумить Клопштока. Отношения между ними становятся напряжёнными, и в 1751 году поэт уезжает из Цюриха.
К этому времени поклонники Клопштока при датском дворе выхлопотали ему ежегодную стипендию до завершения работы над «Мессиадой». Получив заверение, что в Дании он сохранит свою независимость, Клопшток поселяется в Копенгагене на положении гостя короля. В Дании, где поэт обнаружил более просвещённую и «мирную» форму абсолютизма, чем в германских княжествах, Клопшток провёл 20 лет.
В Копенгагене Клопшток вовсе не чувствовал себя оторванным от родины. Здесь было много немцев, повсюду говорили по-немецки, широко была представлена немецкая литература. На датской службе находились некоторые известные немецкие литераторы, и Клопшток становится признанным главой немецкого поэтического кружка в Копенгагене.
Никаких официальных обязанностей по отношению к датскому двору у Клопштока не было, с придворным этикетом он особо не считался. Часто ездил в Гамбург и к родителям в Кведлинбург.
Работа над «Мессиадой» продвигалась медленно, и печаталась поэма по частям. Одновременно Клопшток сотрудничал с выходившим в Копенгагене журналом «Северный наблюдатель», издававшимся его другом Крамером, бывшим в то время придворным пастором. Журнал носил явно религиозный характер и считал своей целью содействовать укреплению морали. Этот журнал разнёс в пух и прах Лессинг. Однако в нём были опубликованы важные статьи Клопштока. В одной из них Клопшток, полемизируя с Винкельманом, призывавшим подражать грекам, указывает на необходимость обогатить современную литературу материалом, не известным древним грекам, а именно христианскими образами и мотивами, а также темами из немецкой истории. Клопшток решительно выступает против какого-либо подражания иностранным авторам и настаивает на поисках самобытного, национального пути в литературе.
Радея об отечественной культуре, Клопшток в 1768 году направляет австрийскому императору Иосифу Второму любопытный прожект. Он предлагает учредить некий финансируемый государством Институт или Академию общеимперского значения. Задача этого учреждения должна заключаться в сплочении деятелей науки, литературы, искусства, в координации научных исследований, в популяризации ценных достижений, материальной поддержке учёных, поэтов, деятелей искусства, в распределении поощрительных премий. Одинаковое внимание должно уделяться всем немцам, католикам и протестантам, подданным любого князя. С этим прожектом Клопшток связывал большие надежды, и поэтому свою драму «Битва Германа» он посвятил императору Иосифу Второму. Усилия поэта, однако, остались безуспешными: проект так и не был осуществлён.
В 1766 году умер датский король Фридрих Пятый. Унаследовавший престол Кристиан Седьмой окружил себя новыми людьми, и Клопшток, которого, впрочем, никто не гнал из Дании, решил вернуться в Германию. Он поселился в Гамбурге, где и провёл последние 30 лет своей жизни. Он умер в 1803 году.
Интересно, что у престарелого поэта Французская революция вызвала огромный энтузиазм и новый творческий подъём. Написанные в это время оды выражают республиканские убеждения Клопштока и его горячие симпатии к революции. Одну свою оду Клопшток отправил Ларошфуко, а в сопроводительном письме, написанном на латыни, сетовал, что ему не суждено стать гражданином Франции.
«Если бы были у меня сыновья, мужи достойные, я бы покинул своё любимое отечество, хотя я и стар уже, привёл бы их в Галлию с горячей просьбой принять отца и сыновей в гражданство государства, блестяще показавшего королевствам Европы путь к свободе.»
В 1792 году республиканское Национальное собрание в Париже присудило Клопштоку звание почётного гражданина Франции. Кстати, этой чести удостоился и Шиллер.
В оде «Познайте себя» Клопшток недоумённо вопрошает: что означает молчание немецкого народа перед лицом революционных событий во Франции? Что это – застарелая привычка к терпению или печальная усталость? Или же это зловещая тишина перед очистительной бурей с грозой и разящим градом? Клопшток призывает немецкий народ познать самого себя, призывает к очистительным грозе и буре.
Будучи истинным немецким патриотом, Клопшток, тем не менее, решительно осудил немецко-австрийскую интервенцию с целью уничтожения республики во Франции. Он нашёл в себе мужество послать главнокомандующему немецко-австрийскими войсками Карлу Брауншвейгскому свою оду «Война за свободу». В ней Клопшток, ранее всегда осуждавший войны, выражает безраздельные симпатии к Франции и её войне за свободу.
«Вы хотите пролить кровь народа, который раньше других приблизился к достижению цели. Вы хотите огнём и мечом низвергнуть истерзанный освободивший себя народ с вершины свободы, заставить его вновь повиноваться дикарям, ибо народ правит по законам мудрой человечности, а повелители народов беззаконно, подобно дикарям и хищным зверям.»
Далее Клопшток предостерегает немецких князей:
«Уже в ваших землях накаляется пепел, разгорается под пеплом искра. Спросите об этом не ваших придворных и льстецов, спросите тех, чей труд заставляет блестеть плуг, спросите простых солдат ваших армий, которых вы презираете».
И, будучи человеком глубоко религиозным, Клопшток грозит немецким князьям божьей карой.
Правда, якобинский террор несколько умерил пыл Клопштока. Его отношение изменилось к революции, которую «испортили» якобинцы, террор и завоевательные войны. Тем не менее, Клопшток остаётся приверженцем демократии и свободы. Когда прошёл слух, что он отказался от французского гражданства, Клопшток решительно опроверг эти домыслы, заявив, что ему такое «и в голову не приходило».
«Я считаю несправедливым делом объявить себя враждебным целой нации только потому, что среди её представителей оказались негодяи.»
Фридрих Готлиб Клопшток прожил 78 лет. Его «Мессиада», его оды и его объёмистое теоретическое сочинение «Немецкая республика учёных» постепенно забываются. Таким образом, Клопшток разделил судьбу многих классиков: их хвалят, но не читают. Это знал и современник Клопштока Лессинг, написавший в одной из своих миниатюр:
«Клопштока всяк горазд хвалить,
Читают же его едва ли!
Чем нас безмерно возносить,
Пусть бы прилежнее читали!»
Петер Браун