Тюремная ксива как выставочный объект

Неправдоподобно и странно выглядит афиша этой выставки. Экспозиция, посвященная ксивам, - в столь солидном, академическом месте, как Музей литературы современности? Да еще организованная центральным Немецким литературным архивом? И чуть ли не по соседству с домом-музеем Шиллера?

Без фени и блатняка

Феня - и высокая литература? Не сочетается никак. Но "ксива" в значении "тайная записка", "тайное послание из тюрьмы" давно уже перекочевала из блатного языка в нормативную лексику (сейчас, правда, в этом значении чаще употребляют другой блатной жаргонизм: "малява"). Этимология "ксивы" в немецком языке, кстати, такая же, как и в русском: немецкое "Kassiber" происходит от того же древнееврейского корня, означающего "текст", "послание", "письмо".

Экспонаты марбахской выставки иллюстрируют жанр ксивы, так сказать, в чистом виде - и на очень серьезном уровне. Никакого отношения к блатному миру (в Германии к тому же не существующему) выставка не имеет. "Любимая! Жизнь моя!" - так начинается нацарапанная крошечными буквами на дне картонного стаканчика записка Ханса фон Донаньи (Hans von Dohnanyi) жене Кристине, переправленная в феврале 1945 года участником заговора против Гитлера из следственной тюрьмы гестапо. Последняя записка. Офицера и аристократа казнят буквально за несколько дней до капитуляции "третьего рейха".

Экспонаты выставки написаны молоком и углем, вышиты на лоскутках материи, они спрессованы, как тюремный дневник Ляо Иу, лауреата Премии мира Союза немецкой книготорговли, который бежал из Китая и теперь живет в эмиграции в Германии (на одном листе этого дневника - столько, сколько помещается на 16 листах стандартного компьютерного формата).

Лагерь, каторга, тюрьма

Из грязно-серой, плотной, заскорузлой бумаги, из которой делали мешки для хранения цемента, сшивал свои миниатюрные поэтические сборники немецкий поэт Оскар Пастиор (Oscar Pastior) в трудовом лагере в Донбассе. Пастиор родился в Трансильвании. После того, как Советская Армия заняла Румынию, его вместе с другими этническими немцами отправили в СССР на принудработы. Лишь в 1949 году Оскар Пастиор вернулся домой. Его стихи - в том числе и из "цементных" книжек - получили широкое признание.

Тоже четыре года - правда, совсем в другое время и не в трудовом лагере, а на каторге - провел в заключении Федор Михайлович Достоевский. "В клетке" - так называется один из разделов выставки. В нем представлена факсимильная копия "Сибирской тетради" Достоевского 1850-54 годов, ставшей основным материалом при создании "Записок из мертвого дома".

Тетрадь соседствует с длинным рулоном, склеенным из отдельных листков бумаги, исписанных с двух сторон. Это рукопись "120 дней Содома" - романа, который маркиз де Сад начал писать в 1785 году в Бастилии. Между прочим, сам извращенный автор считал рукопись утерянной, но, к счастью, он ошибался. Рулон шириной 11 сантиметров и длиной 12 метров сейчас находится у некоего частного лица (имя не называется), который якобы даже собирается в скором времени выставить его на аукцион.

Курьезное и трагическое тесно соседствует в экспозиции. Порой становится не по себе - как от записки, брошенной одним из заключенных из теплушки, отправлявшейся в Бухенвальд. Тайное письмо это было отправлено... в 1947 году, то есть после войны. Но Бухенвальд, к сожалению, все еще оставался лагерем, только уже не нацистским, а советским. И отправляли туда вовсе не только "пособников фашистов", но и, например, социал-демократов.

Странное впечатление оставляют и экспонаты, связанные с террористами левацкой "Фракции Красной Армии" (RAF), которые угоняли самолеты, взрывали и убивали в 70-е годы. Ксивы главарей RAF, попавших в тюрьму и позже покончивших жизнь самоубийством, смотрятся просто дико рядом с тайными записками из застенков гестапо, лагерей и тюрем. Попытка организаторов выставки подчеркнуть таким образом политическую индифферентность темы объясняет, но не оправдывает эту явную бестактность. Да и к литературе ксивы террористов никакого отношения не имеют.

Заключенные книги

Но это, пожалуй, единственная неудача. Остальное - выше всяких похвал. Экспозиция оформлена просто великолепно. Полумрак создает атмосферу подземелья. Благодаря искусной подсветке решетки бросают тень на черные витрины, стекло которых заклеено черной же фольгой. Чтобы разглядеть тайные письма заключенных, нужно найти небольшую щель, окошечко...

Тюремная почта скрыта, спрятана, как и должно быть в реальном мире засовов и решеток. "Маскировочные витрины", - так говорит о них директор Музея литературы современности Хайке Гфрерайс (Heike Gfrereis), которая вместе с Эллен Штриттматтер (Ellen Strittmatter) разработала концепцию выставки.

Очень хорошо, что эта концепция тематически не ограничивается лишь записками заключенных, но также включает художественные произведения, написанные в тюрьме, о тюрьме, после тюрьмы... Это шедевры Овидия, Сервантеса, Оскара Уайльда, Эзры Паунда, полный черновой вариант романа "В круге первом" Александра Солженицына... Более того: мы найдем в экспозиции самиздатовские книги авторов, никогда в тюрьме или в лагере не сидевших. Но у самих книг этих - судьба заключенных, они смогли выйти на свободу лишь спустя много лет после написания, часто были опубликованы впервые не на родине, а за границей, порой после смерти автора...

Вот машинописная копия стихов, романов и пьес Владимира Казакова - продолжателя традиций обэриутов и футуристов, очень рано (в 49 лет) умершего и почти не известного сегодня в России. Казаков тайно передал свои произведения через Швецию в Германию, где и вышла в 1972 году первая его книга.

Вот немецкий перевод лагерных стихов Юлия Даниэля, полузабытого сегодня поэта и прозаика, которого вспоминают разве что в связи с "делом Синявского-Даниэля". Сын, приехавший к Юлию Даниэлю на свидание в лагерь, заучил наизусть его стихи, чтобы потом "контрабандой" вывезти их из зоны.

Вот аккуратно переплетенная машинописная книжка романа Михаила Булгакова "Мастер и Маргарита". Его перепечатала Елена Сергеевна Булгакова - хранительница творчества великого писателя, которой мы во многом обязаны тем, что его шедевр увидел свет, дошел до нас и до читателей в других странах. Эта переданная на волю "ксива" дошла до тех, кому была адресована.